Учебник по графомании - [18]
А вот с рецензиями гораздо сложнее, с одной стороны на них надо отвечать, а с другой стороны - как же это сделать. Если тебя, к примеру, похвалили, то надо ли в ответ приветливо лезть на страницу похвалившего и вильнуть там хвостом? А вдруг там вилять будет нечему, что тогда? Как-то невежливо с моей стороны получится - не вильнуть в ответ. Ну, можно, конечно, просто написать в ответ: 'спасибо, право вы меня перехваливаете', но, поверьте, это довольно кокетливо и потому глупо выглядит со стороны.
В другом случае, вас обругали в рецензии по делу, что бывает крайне редко, но бывает, и каждый автор должен посчитать за честь получить такую рецензию. Ну, извините, опять свой пример, в первой части книги я написал тысячи слов о графоманах, но ни дал никакого внятного определение: кого же я считаю графоманом. Я получил рецензию, указывающую на мой просчет, и такой рецензии откровенно обрадовался, поблагодарил и дописал в первую часть это определение.
А если вас ругают рецензией не по делу, что тогда делать? Прикажете тоскливо объяснять незнакомому человеку: почему он неправ, толи от малограмотности, толи по молодости и неопытности, толи просто дурак, что в нашей стране не возбраняется. Ну, что прикажете отвечать на глупость, да я до сих пор не знаю, что на это ответить, и потому молчу.
Еще, замечу, сплошь и рядом встречаются рецензии, где автору вменяется не слабость произведения, а его идеологические взгляды, причем, доходит до абсурда: за фантастическое могут спросить как за документальное. И при этом могут даже поспорить с автором, как будто это он с себя списал своего литературного героя, и потому должен за него идеологически ответить.
Все вышесказанное мною отнюдь не анализируется здесь, а просто я этим пытаюсь показать, как трудно авторам общаться друг с другом и надо ли это вообще делать настолько разным людям. Я принимаю рецензии лишь как повод познакомиться: один написал другому нечто оригинальное и оставил свои координаты, ну, и если настроения совпали - они обязательно спишутся или созвонятся.
Я не стану обозревать здесь рациональность многочисленных рейтингов СИ, чтобы не навязывать ни кому своего мнения по столь больному вопросу. В этом разбирайтесь сами, я лучше остановлюсь на конкурсах, проводимых на СИ. Я прошлым летом ездил по заданию редакции делать для большой американской библиотеки материал о библиотеке Мошкова и самом его Верховном Создателе Максиме Мошкове. Уж приехав к нему домой, я несколько слукавил, что беру у него интервью якобы исключительно для написания будущей книги 'О сетевой литературе', но он и сам, видимо, догадался, что западные журналисты слишком практичные люди и всегда совмещают приятные беседы с заколачиванием долларов. Ну, так вот, набрав впечатлений для очерка о главной сетевой русской библиотеке и его владельце, я не упустил случая побеседовать с Максимом Мошковым и о самиздате: так сказать, встретился самый читаемый тогда графоман с главным редактором, и поговорили за жизнь. Так вот, переходим к главному. У нас практически во всем совпали взгляды на СИ кроме проведения конкурсов. Я был категорически противником конкурсов, он же, Мошков, видел в них чуть ли не основную задачу 'Самиздата'. Надеюсь, что у Максима и сейчас осталось прежнее мнение, чтобы уравновесить не изменившееся мое. Уж с какой стороны я не рассматривал эти конкурсы, но так и не увидел реального механизма, который бы выбирал из серой литературы наиболее заметные произведения. В этих конкурсах мне виделась одна групповщина, где побеждали, конечно, не худшие, но и не лучшие, а просто средние произведения наиболее общительных на сайте авторов. А так как итоги этих конкурсов назойливо висели ссылками на первых страницах, то и у зашедшего сюда читателя (или даже издателя) складывалось мнение, что это и есть лучшие произведения на СИ, но это далеко не так. К сожалению, главный побочный эффект этих конкурсов это то, что при их проведении часто ссорятся между собой крепкие авторы, а потом долго мстят друг другу, и таких примеров множество.
С удовольствием повторюсь, что во всем касающегося 'СИ' у меня с Максимом Мошковым абсолютное единодушие. Я уже не говорю, что библиотеку (не СИ, а библиотеку) и его самого уже считают за океаном русским феноменом, да и в российских публичных читальных залах библиотекари при отсутствии нужной книги единодушно отправляют читателя в электронную библиотеку Мошкова. Это, конечно, неоспоримое признание.
А вот его 'Самиздат' при всем своем первенстве перед другими графоманскими сайтами пока лишен совершенства. Я считаю, что он не стоит ни на каком фундаменте, кроме личного и авторитарно жесткого управления самого Максима. Что хорошо, что очень хорошо, но не долговечно. В общем, пока Максим Мошков с его интеллигентностью и образованием держит в узде СИ, то эта часть его сайта, естественно, будет процветать. Замечу, наводит он здесь порядок исключительно авторитарным демократизмом, то есть наиболее рациональным способом. Все (еще раз сожалею) держится только на нем, и нет реальных помощников, помогающих ему разделить власть. Сейчас все хорошо, а вдруг ему когда-нибудь надоест поддерживать культурный уровень сайта, и он махнет рукой на его обитателей. Вы представляете, что в этом случае произойдет. Я надеюсь, что вы догадались к чему я клоню: СИ постепенно превратиться в Проза.ру, некую смесь откровенного хамства и мелкого тщеславия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Спасибо, господа. Я очень рад, что мы с вами увиделись, потому что судьба Вертинского, как никакая другая судьба, нам напоминает о невозможности и трагической ненужности отъезда. Может быть, это как раз самый горький урок, который он нам преподнес. Как мы знаем, Вертинский ненавидел советскую власть ровно до отъезда и после возвращения. Все остальное время он ее любил. Может быть, это оптимальный модус для поэта: жить здесь и все здесь ненавидеть. Это дает очень сильный лирический разрыв, лирическое напряжение…».
«Я никогда еще не приступал к предмету изложения с такой робостью, поскольку тема звучит уж очень кощунственно. Страхом любого исследователя именно перед кощунственностью формулировки можно объяснить ее сравнительную малоизученность. Здесь можно, пожалуй, сослаться на одного Борхеса, который, и то чрезвычайно осторожно, намекнул, что в мировой литературе существуют всего три сюжета, точнее, он выделил четыре, но заметил, что один из них, в сущности, вариация другого. Два сюжета известны нам из литературы ветхозаветной и дохристианской – это сюжет о странствиях хитреца и об осаде города; в основании каждой сколько-нибудь значительной культуры эти два сюжета лежат обязательно…».
«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…».
«Ильф и Петров в последнее время ушли из активного читательского обихода, как мне кажется, по двум причинам. Первая – старшему поколению они известны наизусть, а книги, известные наизусть, мы перечитываем неохотно. По этой же причине мы редко перечитываем, например, «Евгения Онегина» во взрослом возрасте – и его содержание от нас совершенно ускользает, потому что понято оно может быть только людьми за двадцать, как и автор. Что касается Ильфа и Петрова, то перечитывать их под новым углом в постсоветской реальности бывает особенно полезно.