Участник поисков - [16]

Учение о Храме Единения, о слиянии душ всех, наделенных разумом, и о противостоянии духу вражды и ненависти, увлекшему за собой довольно много влиятельнейших лиц Колонии. Проповедь этого учения не сделала Скрипача Нолана ни пророком, ни богачом, ни политиком.

Политические и религиозные бури проносились над Нижним городом, а старый Нолан все сидел по кофейням, играл на скрипке и отвечал на вопросы — тем, кто его спрашивал. И посматривал по сторонам.

Вот и сейчас он внимательно наблюдал за тем, куда катит волна событий — там, за окном витрины. И, кажется, приготовился вмешаться.

* * *

А события разворачивались стремительно.

Стена надвигающихся «сегов» — уже от самой Цербер-штрассе — сперва вполголоса, затем все громче и громче начала скандировать:

«Нечисть — вон! Нечисть — вон!! Вон!! Вон!!!»

Это уже было угрозой.

Но и противостояла этой накатывавшей волне уже не просто кучка растерянных ротозеев. Так могло быть еще два года назад, от силы год. Теперь же жители Нижнего города были народом ученым. Сценарий предстоящего действа был уже ими расписан «от и до».

Те законопослушные граждане, кто публичные беспорядки не одобрял, заблаговременно растворились в пространстве. Лишь самые смелые из них заняли наблюдательные посты за окнами дежурной аптеки на углу. Остальные заведения, расположенные на одной с «Тремя шутниками» коротенькой Тик-Так-стрит, поспешили закрыться на непредвиденный перерыв. Впрочем, за приспущенными жалюзи хорошо просматривались прижатые к небьющемуся стеклу носы их любопытных владельцев и не успевших убраться восвояси посетителей.

Оставшиеся же неукротимые интеграты поспешно укрепили свои ряды сбегающимися отовсюду сторонниками и пустили по рукам годный для предстоящего сражения инвентарь. В ход шло все — от излюбленных народом бит, бейсбольных и городошных, до палок сервелата твердого копчения, не уступающих своими боевыми качествами полицейской дубинке, и весьма схожих с ними товаров из ближайшего секс-шопа.

Главное, чтобы соответствующий предмет никак не проходил в грядущем полицейском протоколе в графе «оружие». Это должен был быть предмет сугубо мирного назначения, «случайно оказавшийся в руках» или подобранный (в целях самозащиты, разумеется) на месте действия.

К тому моменту, когда между уже сравнявшимися в числе рядами интегратов и сегрегатов оставалось метров двадцать, цивильные лозунги, скандируемые последними, сменились нестройными, но свирепыми залпами ругательств. Атакуемая сторона не осталась в долгу и вдобавок к вербальным действиям поколебавшись немного, двинула свои ряды навстречу врагу.

Сойдясь прямо перед витриной соседнего с «Шутниками» «Интим-шопа», оба воинства застыли в ожидании.

Соблюдая многовековые традиции такого рода представлений, в сузившийся до трех-четырех метров разрыв между готовыми к сражению армиями вышли для нанесения завершающих взаимных оскорблений мастера этого неподражаемого искусства.

Со стороны интегратов выступил массивный и невозмутимый, словно голем, Абрам Гринштейн, известный в Нижнем городе как виртуоз слова и мастер рукопашного боя. Сегрегатов же собрался достойно представить малорослый и юркий — смахивающий на сорвавшегося с вертела и потому слегка недожаренного, но уже хорошо прокопченного петушка — Жозе Челидзе. Последний в рекомендациях не нуждался.

Как и положено, из стоящей поодаль толпы любопытствующих раздался истошный крик:

«Не дайте!.. Не дайте этим кучерявым сцепиться!! Это ж будет ужас что!!! Море крови будет!!! Море крови, вам говорят!»

Ответом на этот вопль было лишь звенящее ожиданием молчание.

Штатные оскорбители безмолвно сверлили друг друга ненавидящими взорами.

А вот дальше сценарий слегка поломался.

То ли Джонни-Мухолову (известному среди сегрегатов любителю кулачных разборок) пауза показалась затянувшейся, то ли он решил, что пора и себя показать, то ли просто от острой нехватки виски в организме шарики у Джонни заехали за ролики. Выйдя из рядов сегрегатов, он вразвалочку приблизился к застывшим в позе взаимного презрения парламентерам и, не говоря худого слова, огрел Гринштейна городошной битой по темени.

Бита разлетелась в щепки.

Глаза Гринштейна вылезли из орбит, и их свирепый взгляд уперся точно в переносицу Джонни.

Последовала непереводимая игра слов и крутой замах пудового Абрамова кулачища.

Внутри кофейни старины Санти Скрипач Нолан, видно, решил, что пора и ему вовремя сказанным словом разрядить сгустившиеся страсти. Скрипач поднялся из-за стола.

И тут на плечо его легла крепкая, затянутая в кожаную перчатку рука.

* * *

Впоследствии Джузеппе Санти так и не смог объяснить представителю закона Нику Стольникову, когда и откуда в тесноватом малом зале его заведения возникли эти двое.

— Пойми, Тамагоча, — втолковывал он ему. — На затылке у меня глаз нет. Я на улицу смотрел, а не на задний проход...

Санти имел в виду, конечно, проход служебный — с кухни. В общем, он действительно был слишком занят происходившим на улице. Так или иначе, но они — эти двое — уже были в кофейне, когда «снаружи началось».

Они были похожи, как близнецы, — два смуглых, крепко сбитых типа, одетых, словно на похороны. Оба были в черных кожаных перчатках, а физиономии — презрительные и скучающие.