Участковый – Васька Генерал - [46]

В гостиной наступила минутная разрядка. На бледных лицах появились, такие же бледные улыбки. Один участковый что-то строчил в свою записную книжку.

– И ты, конечно, не принял у нее заказ? – ехидно спросил он водителя. Водитель пьяно ухмыльнулся.

– Ты, бы милиция, хоть спросил, кого она заказывала?

– И кого же?

– Врет он все! Не верьте ему! – еще до ответа громко воскликнула Зоинька Мясоедова.

– Э нет, милая, не вру. Чего мне врать? Вы все здесь мне как братья. У нас у всех здесь общий дом, общая фирма, общие дети, общая постель, обще в баню ходим, и мочим друг друга тоже обще, в своем кругу. Ну, так объявить мне во всеуслышанье, кого ты яблочко краснощекое заказала?

– Меня! – сказала громко Эдит, – кого же еще. Тут и сомневаться не надо.

– Нет, не тебя, а подружку свою Полину.

В зале наступила мертвая тишина.

– Вот! – поднял вверх указательный палец водитель Володя. – С самого начала я понять не мог, почему Полину, а не Эдит. Полина тебе дорогу нигде не переходила. Ты ее практически не знала. И только потом я догадался, какая же ты стерва. О…о…о, академическая стерва! Ты, решила, что если уберешь Полину, то Кизяков Роман навечно останется при этой вот красотке, при Эдит, а ты тогда до конца жизни будешь помыкать Костей… Ездить на этом осле.

– Ну, ты!.. Полегче! – Мясоедов подал откуда-то из угла не очень уверенный голос. Водитель или не понял, или с юмором у него было в порядке. Он мгновенно огрызнулся:

– Да, я полегче твоей супружницы.

– Бред! Бред пьяный! – сорвавшись на тонкий фальцет, завихжала Зоинька Мясоедова. – Ты ничего не докажешь. Есть такая категория, как презумпция невиновности.

– Есть другая категория, совесть называется. А у вас всех здесь сидящих, ни у кого ее нету. Ваши мужики шляются к одной и той же бабе.

– СПИД сейчас! – буркнула Зоинька Мясоедова, – пусть к одной шляются.

Эдит сидевшая до этого молча была откровенно уязвлена. Достал Володя даже ее через ее бронированный панцирь, в который она одела душу. Она с негодованием встала с места, и четко чеканя слова, оборвала его:

– Ты бы дорогой, за своей бабой присматривал, чем за мною, больше пользы было бы. А вменять в вину моей плоти, что она борется за свое существование, что хочет отмерянного ей природой, не достойно мужчины. Побудь с годик один, тебе и Зоинька Мясоедова за мед покажется.

– Но, но! Зойка конечно не сахар, но так о ней…я не позволю! – Костя Мясоедов из угла хотел повысить рейтинг своей супруги.

Однако Эдит отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Она гвоздила водителя:

– К твоему сведению Владимир, с кем хочу, с тем и живу, а захочу, то и тебя проглочу. И не подавлюсь. Я самая чистая среди вас всех. Вы живете в грехе, в освященном законом браке, а я живу по любви и по велению совести. Не пристанет ко мне ваша грязь, и не старайся.

– Ха, ха! Может быть мне и про тебя чистоплюйку рассказать? – засмеялся водитель. – Я ведь все про вас всех знаю.

Вывел он Эдит из равновесия.

– Что ты можешь обо мне знать? Что двое мужчин у меня поочередно живут? Да, пусть поочередно, но я исповедую единобрачие, парную семью, я никогда другого мужчину не приглашу. Мне, в отличие от вас, и в голову не придет с другим встречаться, если у меня есть свой, один, единственный. А вы на глазах друг у друга устраиваете собачьи свары, путаете кровати, лаетесь, грызете друг друга, не знаете достоверного отца, где чей ребенок. Завтра вы все строем пойдете на экспертизу, кровь сдавать. И этот свой позор, вы считаете вершиной семейной жизни. У вас супружеская неверность заложена вашим воспитанием. Вы все тут прелюбодеи и по жизни, и по взглядам. У вас нет даже нравственного критерия для осуждения или оправдания половой любви, которой вы занимаетесь на глазах друг у друга. Вы стоите в смятении и замешательстве перед жизнью, в которой барахтаетесь как кутята, не понимая ни ее смысла, не зная законов, по которым она движется. А еще беретесь рассуждать и осуждать меня… Ничего не выйдет у тебя Володя. Какой ты мне можешь бросить упрек? Только один, что я детей не могу иметь? Да, была молодая, глупая, на аборт сходила. И неудачно. А в остальном, я святая.

Водитель снова начал изгаляться:

– Ха, ха! Святая. Неудачно она сходила. А двое детей чьи? Мои? Дед с бабкой у тебя кого растят? Костик?…Ты знаешь, что у нее двое детей? Костик, чьи там растут мальцы, твои или Романа? – Водитель повернулся к супруге Мясоедова, – Зоинька, ты промахнулась, ты не ту мадам заказывала. Придется тебе Зоинька в гареме у Костика жить. Костик, ты ее старшей женой поставишь? Слышь, Зойка. Ты будешь старшей женой, а Эдит любимой. Устраивает тебя такой вариант? Эдит, скажи им, что у тебя двое детей. Чего молчишь?

Но водителя плохо слушали. Все взоры были устремлены на Эдит. Ее поступок, не вязался ни с какими нормами обычного человеческого поведения. Иметь детей и скрывать от окружающих? Костя Мясоедов ошалело крутил головой по сторонам, пока не уткнулся взглядом в свою супругу.

– Доигрался, мерзавец! – прошипела та. Костя глухо промямлил.

– Что-то такое я подозревал! Но надо бы экспертизу! Мои, не мои…

– Экспертизу сделал я, мои дорогие. – ухмыльнулся водитель. – Ты Зоинька никогда не интересовалась, что это у тебя одно дитё на другое не похоже? И у тебя Полина мальчишка, уж очень на эту красавицу смахивает. Сдается мне, что Эдит подложила вам своих кукушат, а ваших забрала… Случайно я узнал. А потом стал сообразить, почему она их не показывает, и вообще о них нигде не заикается.