Убью кого хочу - [35]

– Чтобы я могла уже пойти домой… – закончила я упавшим голосом.

В комнате повисла тишина. Знаменский покачал головой.

– Все? – спросил он. – Вы все сказали?

Я испуганно кивнула.

– Не слышу.

– Всё, – подтвердила я.

– Значит, всё.

Опер слегка прищурился, улыбка сползла с его лица, вокруг рта залегли жесткие складки, и весь его пухлый бабий облик вдруг приобрел совсем другой, пугающий характер. Я с нарастающей тревогой следила за этой странной метаморфозой.

– А с чего вы решили, что вы пойдете домой? – произнес он безразличным тоном. – Отвечайте!

Последнее слово Знаменский не проговорил, а выпалил, выстрелил мне в лицо.

– Как это? – растерялась я. – А куда же?

– В тюрьму, например. Под арест.

– В тюрьму? – пролепетала я. – За что?

Он помолчал, давая мне осознать всю глубину ямы, в которую я попала.

– За то, что вы врете следствию, гражданка Романова. Пока только за это. А потом и другие причины прибавятся.

– Я не вру…

– Не врете, да? Не врете… – он дернул за тесемки, раскрыл папку и выдернул оттуда несколько листков. – Вот протоколы опроса свидетелей. В то время, когда были совершены убийства, перед подъездом сидели на лавке женщины. Вы их видели, когда проходили мимо. Ведь видели?

Я молчала, глядя в пол.

– Вот и они вас видели, представьте себе, – проговорил Знаменский, не дождавшись ответа. – Видели – и единодушно опознали вас на фотографии. Они также уверены, что вы вошли именно в квартиру № 31. Эти женщины просиживают на своей скамейке по нескольку часов, причем каждый день. Уж они-то знают, в какой квартире хлопнула дверь – особенно, если эта квартира в десяти метрах от них, на первом этаже. Потому-то они вас и запомнили так хорошо, Александра Родионовна: странно ведь, когда такая девушка с тубусом заходит в квартиру к алкоголикам.

Он положил на стол снимки, хлопнул по ним ладонью.

– А это отпечатки обуви под окном квартиры с противоположной ее стороны. Это ведь ваши туфельки, гражданка Романова. Они и сейчас на вас, так? У вас что, другой пары нет? Не поджимайте ножки-то, не поджимайте. И после всего этого вы еще станете рассказывать мне сказки Пушкина, будто не были в этой квартире… Вы ведь не Арина Родионовна, голубушка, хотя отчество у вас то же. Так что, будем признаваться?

Я по-прежнему молчала. Оперуполномоченный вздохнул.

– Что ж, – сказал он. – Тогда сделаем так. Я сейчас вызываю наряд и отправляю вас в заключение до окончания следствия. Если, конечно, не передумаете. Ну?!

– Я была там, – еле слышно пробормотала я.

– Что? Не слышу. Говорите громче!

– Я была там, – повторила я, поднимая голову. – Ошиблась квартирой, вернее, домом. Надо было 7-а, а я пошла в 7-б…

– Наоборот, – поправил он. – Но это неважно, говорите, говорите…

– Они меня впустили… Я хотела уйти, но они не позволили…

Однажды во дворе я наблюдала за тем, как мальчишки охотились на голубей: подпирали палкой ящик, насыпали внутрь крупу, привязывали к палке веревку и ждали, пока голубь зайдет в ловушку. Сейчас Знаменский смотрел на меня точно такими же глазами, как на почти пойманного голубя: шаг, еще шаг… – еще немного, и можно будет дергать за веревку.

– Так… так… – вкрадчиво приговаривал он после каждой моей вымученной фразы. – Дальше, дальше…

– А дальше я вырвалась. Они перекрыли выход, я побежала в соседнюю комнату. Окно было открыто. Я выпрыгнула и убежала. Вот и все.

Знаменский сокрушенно покачал головой.

– Вот и все… – повторил он. – Вырвались, выпрыгнули и убежали. Очень просто. Что ж, хорошо, Александра Родионовна. Очень хорошо…

Оперуполномоченный помолчал и вдруг широко улыбнулся. Его лицо вновь обрело мягкие, почти бабьи черты.

– Ну, и зачем было врать, запираться? Отчего нельзя было сразу рассказать, как все было? Тогда вы сэкономили бы массу переживаний нам обоим, не так ли? Ну, что вы опять молчите?

– Я боялась. Боялась, что привлекут как свидетельницу, – сказала я. – А у меня столько дел. Я послезавтра на Кавказ уезжаю в стройотряд. Извините меня, Павел Петрович. Я не хотела доставлять вам столько хлопот. Я могу идти домой?

Он улыбнулся еще шире:

– Конечно. Подождите еще пару минуток, я все это запишу и сразу отпущу вас. Две минутки. Ну, может, три…

Меня захлестнула радость. Давно я уже не испытывала такого чувства облегчения. Знаменский вынул чистый лист и принялся писать.

– Одно меня мучает, – проговорил он словно про себя, не отрываясь от письма. – От чего он умер?

– Кто?

– Старик хозяин… Черт, ошибка! – Знаменский зачеркнул написанное слово, с досадой посмотрел на кончик пера и продолжил писать. – Просто места себе не нахожу…

– Наверно, инфаркт? – предположила я.

Он вдруг замер.

– Инфаркт, говорите? – оперуполномоченный отложил ручку.

Теперь он смотрел прямо на меня, и в его водянистых глазах читалось нескрываемое торжество.

– Вот я и поймал вас, любезнейшая Александра Родионовна. Ведь, согласно слухам, трое обитателей квартиры были зарезаны неизвестным маньяком. Все трое. Зарезаны. И только те, кто знакомы с материалами следствия, знают, что на самом деле всё обстояло не так. Что от ножа погибли только двое, а третий – третий умер иначе. Это известно очень немногим. Их буквально можно пересчитать по пальцам… – он откинулся на спинку стула и стал загибать пальцы. – Раз, два, три… – шести милиционерам, одному патологоанатому и… – сюрприз! – одной студентке. То есть вам, голубушка Александра Родионовна. Естественно, напрашивается вопрос: откуда вы можете знать столь пикантную деталь? Ну, не уходите же опять в глухую молчанку, это скучно, в конце-то концов! Александра Родионовна!