Убийство в «Зеленой мельнице» - [28]

— Ну да, и нас поместили в плавучий госпиталь. Мы еще чуток побыли в Лондоне, пока мне не сказали, что колено мое навсегда останется хлипким и маршировка уже не для меня, а у Сеса кардионевроз, и он может откинуться в любой момент. Спасибо, парни, сказали нам, но вы можете отправляться домой. Мы и вернулись.

— А что насчет Позьера?

— Паршиво. Мы видели этих бедолаг в госпитале, а потом их отсылали в дурдом. Они были не в себе; некоторые ослепли, онемели или оглохли, хотя на теле — ни одной царапины. У некоторых были видения. Эти контуженные не выносили шума. Они бесились, если слышали выхлоп грузовика. Но в буше вашему парню было бы неплохо, шума там немного, если только от грозы какой. Если уж он выжил на войне, есть шанс, что он жив и до сих пор. Да, вот такая была Великая война. Атакуй, атакуй, подставляй свою башку. Но мы победили, — добавил Берт. — «Австралия победит». Даже если это заговор капиталистов, а это он и был. А, Сес?

— Мне все еще тяжко думать об этом, — тихо признался Сес. — Что их там оставили. Ребят наших. На этом проклятом утесе.

— Да, — поддержал его Берт.

Пиво он допивал молча.

— Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном, — предложила Фрина. — Как дела с такси?

— Хорошо, — ответил Сес. — Раз порт бастует, мы можем ездить вдвое больше. Клиентам нравится новая шикарная машина.

Позже, когда Фрина прощалась с гостями у дверей, Берту вдруг пришла в голову важная мысль.

— Вы поосторожнее, — сказал он серьезно. — Эти контуженные иногда могут быть мерзкими. Вдобавок отличаются немалой силой. Если уж вам так нужно его найти, лучше взять оружие.

— Для самозащиты?

— Чтобы вытащить бедного психа из пропасти отчаяния. Извините. Капеллан всегда говорил, что язык у меня ядовитый. Но вы бы послушали его самого, когда он провалился в воронку от снаряда! Спокойной ночи, спасибо за ужин.

Берт и Сес ушли.

Фрина, потрясенная жуткими картинами войны, попросила еще портвейна и снова села у камина.

Дот уже спала, повесив «утреннее» платье на дверь так, чтобы его было видно с кровати. Ее отец и два брата были на Великой войне. Все это она уже слышала.

Глава седьмая

Флоренс: Это не моя вина.

Ники: Разумеется, твоя, мама, чья же еще?

Ноэл Коуард «Водоворот»

Заголосил дверной звонок, и Фрина взглянула на часы. Одиннадцать.

— Чарльз! — воскликнула она.

Господин Батлер впустил дрожащую фигуру и снабдил бокалом горячительного.

— Чарльз, ну наконец-то!

Фрина заметила, что встряска не пошла ему на пользу. Обычно румяное лицо побледнело. Видимо, он до крови прикусил губу, и теперь она распухла: словно от укуса пчелы. Когда молодой человек протянул руку, Фрина обратила внимание, что у него до мяса обгрызены ногти.

— Ты сказала, что я должен прийти, — буркнул он. — Вот и я. Они наверняка хотят упечь меня за решетку?

— Да, Чарльз, ненадолго. Пока я не найду настоящего убийцу. Выпей-ка и давай поговорим. Где ты был?

— Первую ночь я провел в гостинце. А затем — ты не поверишь! — меня приютил Бен Роджерс.

— Бен Роджерс? Но ведь ты пытался увести у него девушку! Зачем Бену тебя прятать?

— Не знаю. — Чарльз залпом проглотил свою порцию бренди с содовой и протянул руку за второй. — Он собирался пристроить меня на какой-нибудь корабль и вообще оказался весьма любезен. Еще неделю назад он грозился убить меня, и я думал, он так и сделает. Я боялся его до смерти. А потом мне передали, что Бен хочет мне помочь; он пришел и забрал меня из гостиницы. Я жил в его квартире. Полицейские до этого уже обыскали ее. Я объяснился насчет Нерины. Эта глупая девка сказала Бену, что я пытался ее соблазнить, а он жутко ревнив. Когда я объяснил, чего хотел от нее, Бен совсем успокоился. Сказал, что ошибся в моих намерениях. Еще он сказал, что Нерина ни за что не уйдет из его оркестра, и это правда. Конечно, он меня презирает. Но относился он ко мне очень хорошо. Если бы ты не настояла, чтобы я сдался, я бы уже сегодня вечером отправился в Новую Зеландию на грузовом судне.

— Я разговаривала с Бобби, — сказала Фрина, снова удивляясь Чарльзу: во время разговора он постоянно менялся.

— И ты сказала, что Вик жив.

— Да. Во всяком случае был жив до двадцатого года. Он был в Гипсленде. С войны вернулся контуженным. Не знаю, как долго он пробыл в Мельбурне до отъезда в буш.

— О, я знаю. Примерно шесть месяцев. Меня всегда интересовал этот период. Мама на полгода отослала меня из дома, это было летом и осенью шестнадцатого года. Тогда она и сказала мне, что Вик умер. Она вечно меня им попрекала. Виктор был храбрым, а я нет, так оно и есть. Вик был умным, а я нет, и это правда. Единственное, в чем я лучше, не считая того, что я жив, так это дела. У меня есть деловая хватка. Моя фабрика шьет очень хорошие одеяла. Однако одеялами славы не сыщешь. Я страдал из-за Вика. А мама все это время знала, что он жив, вот стерва! Хитрая старая стерва! Как она могла со мной так обойтись?

— Хороший вопрос, однако у меня нет на него ответа. Но есть и еще одна тонкость. Дела отец оставил по завещанию тебе, а деньги и дом — Виктору. Менять завещание он, видимо, не собирался, а может, знал, что Вик все еще жив. Значит, его необходимо найти или доказать, что он умер. Понимаешь?