Убийство в закрытой комнате - [7]

— А если бы на банкете был другой доктор?

Леопольд пожал плечами.

— Они бы отложили реализацию своего плана. Рисковать бы не стали.

— А револьвер?

— Я вспомнил, что Турсби толкнул меня, когда мы впервые встретились. Взял мой револьвер и заменил его на точно такой же, но, естественно, с другим серийным номером. Из него выстрелили незадолго до банкета, чтобы развеять последние сомнения в том, что именно я убил Монику. И, выхватив револьвер из кобуры, я просто подыграл им. Сами понимаете: в комнате только я и умирающая женщина, а в моей руке револьвер, из которого только что выстрелили.

— Но как насчет пули, убившей ее?

— Полоски на поверхности пули оставляют винтовые нарезы на внутренней поверхности ствола. Если ствол гладкий, никаких полосок быть не может. Именно таким стволом воспользовалась Моника.

— Да у какого пистолета или револьвера гладкий ствол? — удивился комиссар.

— Самодельного. Точности у него никакой, но он весьма эффективен, если стрелять в упор. Из револьвера, который Турсби сунул в мою кобуру, выстрелили в подушку или во что-то мягкое, чтобы пуля осталась целехонькой. Потом вставили ее, с оставшимися на поверхности полосками, в другой патрон и выстрелили из самодельного пистолета прямо Монике в сердце. Первоначальные полоски сохранились, новых не добавилось.

— Водитель «скорой» и фельдшер не слышали выстрела?

— Они могли сидеть в кабине, поскольку с раненой ехал врач. Тем самым Турсби получил возможность снять с ее груди взрывное устройство. Покончив с этим, он наклонился над ней, вдавил дуло самодельного пистолета в кожу и выстрелил. Учтите, что в больницу «скорая» наверняка ехала с включенной сиреной.

Они уже въехали в центр Бостона, и Флетчер, следуя указаниям Леопольда, остановил машину около нужного им отеля.

— Я все-таки не верю в подмену револьверов. — Прокурор покачал головой. — Чтобы он открыл кобуру, достал ваш револьвер, положил другой, а вы ничего не заметили?

Леопольд улыбнулся.

— Такое под силу только настоящему профессионалу. Те, кто проходит по нашему управлению, называются карманниками. А их коллеги, ничуть им не уступающие, демонстрируют свое мастерство в ночных клубах или по телевизору. Поэтому я и смог его найти. Мы обзвонили всю Южную Калифорнию, пока не вышли на хорошую знакомую Моники, которая знала, что та встречалась с неким Томпсоном. Последний и отличался фантастической ловкостью рук. Мы позвонили его агенту, узнали, что в эту неделю он выступает в Бостоне, а живет в этом отеле.

— А если бы он не смог вытащить ваш револьвер? Или вы пришли бы на банкет без оружия?

— Большинство детективов не расстаются с оружием и во внерабочее время. Если бы я пришел без револьвера или он не смог бы его подменить, они просто изменили бы свои планы. Должно быть, он дал ей сигнал, что мой револьвер у него в кармане.

В холле отеля их встретили два представителя бостонской полиции, и на лифте они поднялись к номеру, который занимал Макс Томпсон. Флетчер постучал, а когда открылась дверь, увидел знакомое лицо доктора Феликса Турсби. Усы, правда, исчезли, но вот длинные пальцы хирурга, о которых упомянул Имми Фонтайн, остались. Пальцы не врача, а карманника.

— Вы поедете с нами в полицейское управление, и мы зададим вам несколько вопросов, — сказал Флетчер, после чего бостонские детективы зачитали Турсби его права.

Турсби обвел усталым взглядом пришедших и чуть улыбнулся, увидев державшегося сзади Леопольда.

— Она говорила, что вы умны. Она говорила, что вы — умный коп.

— Вы ее убили? — спросил Леопольд.

— Нет. Я просто держал ее самопал, а она нажимала на спусковой крючок. Она все сделала сама, кроме подмены револьвера. Очень уж она вас ненавидела.

— Я знаю. — Леопольд уставился в дальнюю стену. — Но, полагаю, себя она ненавидела ничуть не меньше.