Убийство в стиле - [33]

— Следовательно, он отпадает. — Колверт вздохнул еще раз. — И мы остаемся ровнехонько с сорока двумя подозреваемыми, из которых любой мог добавить яд. Я уже выяснил — киношники эти народ очень болтливый, — я уже выяснил, что на подготовку нового кадра как они выражаются, уходит масса времени, и фужер стоял на столе почти час, пока все занимались своими обязанностями, устанавливали прожектора, протягивали кабели, гримировали актеров и актрис, и уж не знаю, какими еще. У меня нет ни малейшей идеи, с чего начать. Вернее, у меня нет ни малейшей зацепки. Точка.

— Так не могу ли я предложить вам одну? — сказала Эвадна Маунт, не упустившая ни единого слова в разговоре Колверта с Трабшо.

— Одну — что?

— Зацепку. И очень существенную, если я не ошибаюсь.

— Буду весьма благодарен, мисс Маунт, и за самую пустячную.

— Ну, — сказала она, — как подтвердит Юстес, мы вместе наблюдали утреннюю съемку, прежде чем пойти в буфет перекусить с Корой. И за столом она упомянула, как Рекс Хенуэй, режиссер, по завершении съемки отвел ее в сторону, чтобы сообщить новую, только что его осенившую идею для большого эпизода, который предстояло отснять. Идея заключалась в том, что в фужере должно остаться немного шампанского или там лимонада, и Кора должна его допить одним глотком перед тем, как запустить фужер в Найта. По сценарию, видите ли, она должна была просто схватить пустой фужер, и, естественно, все ожидали, что эпизод будет сниматься именно так. Ergo[30], — заключила она, с явным удовольствием услышав, как латинское слово соскакивает с ее языка, — кто бы ни решил отравить Кору, он мог выпестовать свой план только между двенадцатью дня, когда Хенуэй обрел эту идею, и двумя часами, когда она сама выпила лимонад.

— Проклятие! — обрушился Трабшо на себя. — Почему я не додумался до этого сам?

— А значит, — продолжала романистка, вновь воздев руку, будто регулировщик, дирижирующий движением разговора, а главное, чтобы предостеречь старшего инспектора не вторгаться в то, что она уже считала своей личной улицей с односторонним движением, — убийца должен так же безусловно принадлежать к, так сказать, группе избранных. Иными словами, только к тем, кто мог узнать об изменении плана Хенуэя.

И Колверт, и Трабшо мгновенно уловили справедливость и значимость ее вывода.

— Бог мой, Эви! — вскричал Трабшо. — Бедная старушка Кора была убита только-только, а вы уже установили важную улику. Вы — самое оно!

— Да, браво! — подхватил Колверт. — Одно это ваше вдохновенное заключение заметно сузило поле расследования. Теперь нам просто остается составить список тех, кого в силу их обязанностей должны были проинструктировать об изменениях в связи с фужером. Честное слово, во всяком случае, мы сдвинулись с места.

— Есть ли какие-нибудь причины, мистер Колверт, которые мешали бы нам начать немедленно? — осведомилась романистка. — Это преступление само себя не раскроет.

— То есть как — немедленно?

— Начать составлять список. Много времени это не займет. Не верю, что кому-нибудь из этих… как бишь назвала их Кора?.. хватов и растамшей сообщили бы про изменение. Как я сказала, это могут быть только несколько избранных. Я даже думаю, что парочка первоочередных подозреваемых сидит прямо здесь, в этом помещении.

При последних словах Колверт, кивавший на каждую деловую подробность, всплывавшую в разговоре, весь напрягся, будто без отлагательств намеревался задержать (с помощью наручников, если понадобится) двоих преступников, едва на них остановится указующий перст.

Со своей стороны Трабшо только улыбнулся.

— Если я не ошибаюсь, Том, — сказал он, — она подразумевает нас, меня и себя. Я прав, Эви, верно?

Романистка согласно кивнула, и Колверт покачал головой.

— Вы двое — подозреваемые? Послушайте, мисс, будьте серьезны.

— Уверяю вас, я вполне серьезна, смертельно серьезна. Какой смысл составлять этот список, если он не будет исчерпывающим и беспристрастным? Мы с Юстесом самые первые услышали из собственных уст Коры о новой находке. И пусть даже весь этот день мы все время находились в поле зрения друг друга, а к тому же нас — как всего лишь посетителей, если не сказать наглых вторженцев, — к съемочной площадке и близко не подпускали, тем не менее мы физически находились возле места преступления и вполне могли бы совершить его поодиночке или в сговоре, при помощи какой-то хитрейшей манипуляции. Такое вот невозможное преступление, о которых вы читаете в антологиях.

— Хорошо, мисс Маунт, будь по-вашему, если вы настаиваете. Вы с мистером Трабшо — подозреваемые номер первый и второй. Теперь не перейти ли нам к делу? Третьим подозреваемым, а что касается меня, то и первым в точном смысле слова, должен быть этот Рекс Хенуэй. В конце-то концов идея принадлежала ему.

— А! Но разве вы не видите, инспектор, что, если только я не крайне ошибаюсь, самый факт, что Хенуэй режиссерски предложил Коре выпить из фужера лимонад, оказавшийся отравленным, служит ему алиби.

— Алиби? Как так? Это же прямая противоположность алиби.

— Вовсе нет, — возразила она. — Просто слышу, как он может прореагировать на подобное ваше обвинение. «Мой дорогой инспектор, — продолжала она, колдовски воспроизводя ограненные гласные режиссера, — планируй я на самом деле убить милую бедняжку Кору, вы полагаете, я бы сказал ей — причем, заметьте, публично, — чтобы она выпила из бокала, который, как я уже знал, содержал отраву?»