Убийство в спальном вагоне - [15]

— Жоржетта была очень честолюбива. В общем, как бы это сказать, могла много работать и многим жертвовать ради того, чтобы получить то, что хотела. Но деньги сами по себе ее не волновали. Не знаю, как объяснить, она интересовалась лишь тем, что имела и что купила на свои деньги. И часто говорила «это мое», «мое пальто», в таком духе. Понимаете? Грацци сказал нет.

— Например, она, когда мы еще были маленькие, слыла жадиной. Над ней подтрунивали в семье, потому что она не хотела одолжить мне деньги из своей копилки. Не знаю только, можно ли это назвать жадностью. Она ведь не прятала деньги. Она их тратила. На себя. Ей и в голову не приходило тратиться на других. И делала подарки только моему сыну, которого очень любила. К дочери же относилась иначе, и это порождало в доме идиотские ссоры. Однажды мы ей об этом сказали.

— Сколько вашему сыну?

— Пять лет. А что?

Грацци вынул из бумажника найденные в вещах жертвы детские фотографии.

— Это Поль. Снимок сделан два года назад.

— Насколько я понимаю, вы говорите, мадам, что ваша сестра не была бережливой, но отличалась… как бы сказать, эгоистическим характером. Так?

— И да, и нет. Я бы не назвала ее эгоисткой. Скорее даже щедрой. Но и легковерной во всем. Все глупости делала по наивности. Да, она была слишком наивна. Ее все упрекали за это. Не знаю, как вам сказать, но теперь, когда ее нет…

Слезы потекли снова. Грацци подумал, что лучше перейти к другому сюжету — Бобу, например, а затем прервать разговор и вернуться назад. Помимо воли он опять коснулся больного места.

— Вы ее попрекали? Вы ссорились?

Ему пришлось обождать, пока она вытрет глаза своим скомканным платком. Женщина подтвердила кивком головы, тихими всхлипываниями.

— С год назад, на Рождество, из-за пустяка.

— Какого пустяка?

— Машины. Она купила машину марки «Дофин». До этого много раз приходила к моему мужу, просила его оформить кредит и сделать покупку, в общем, все такое. Ей давно хотелось иметь автомобиль. За несколько недель до покупки она уже говорила «моя машина». Получив ее накануне Рождества, Жоржетта заставила нарисовать на передних дверцах свои маленькие инициалы. Мы ждали ее к обеду, но она опоздала, объяснив почему: была счастлива, просто невероятно счастлива…

Грацци уже порядком осточертели слезы, которые непрерывно текли по ее бледному лицу.

— Мы пошутили из-за инициалов. А затем, знаете как это бывает, одно за другое, кончилось тем, что начали говорить ей вещи, которые, в конце концов, касались только ее… Вот. Потом мы стали видеть ее реже, вероятно, пять или шесть раз за два года.

Грацци сказал, что понимает. Он представил себе Жоржетту Тома за столом накануне Рождества, гордую своей купленной в кредит машиной «Дофин», с инициалами, и внезапно обрушившиеся на нее упреки и саркастические замечания. Подумал о неизбежном молчании, в котором был съеден десерт, о холодных поцелуях на прощание.

— Мы думаем, что убийство не связано с ограблением. Не можете ли вы назвать человека из ее окружения, который бы ее ненавидел?

— Кого? Таких нет.

— Вы говорили об этом Бобе. Женщина пожала плечами.

— Боб на такое не способен, это невероятный шалопай, но просто невозможно представить, что он способен кого-то убить. В особенности Жоржетту.

— Ее муж?

— Жак? Зачем? Нет, он женился, у него ребенок. Он никогда не таил зла на нее.

Теперь муж одобрял каждую ее фразу. Внезапно открыв рот, он произнес громким фальцетом, что преступление совершил садист.

Человек в наручниках в глубине комнаты, не поднимая глаз, вдруг рассмеялся, выпрямившись на стуле, и поглядел на свои наручники. Возможно, он среагировал на эти слова или просто был безумен.

Грацци встал, сказал Контам, что у него есть их адрес, что они еще увидятся до конца расследования. Когда те уже шли к двери, кивнув двум инспекторам, Грацци опять вспомнил квартирку на улице Дюперре и задал вопрос, который буквально пригвоздил их к месту.

Женщина ответила: нет, конечно же, нет. Жоржетта встречалась за последнее время только с одним мужчиной по имени Боб. Жоржетта совсем не такая женщина, как, похоже, думает о ней Грацци.

Он утверждал, что Жоржетта — феномен, что ее, мол, надо понять. Во всяком случае, он лично никогда не думал, будто один в ее жизни. По натуре, слава богу, он не ревнив. Но уж коли инспектор намерен продолжать эту тему для разговора, ему лучше сразу осознать свое заблуждение, иначе разобьет себе башку о стенку.

Его и в самом деле звали Бобом. Так было написано и в удостоверении личности. Робер — это псевдоним. Он сказал, что у родителей были странные взгляды. Когда ему было два года, они утонули, катаясь на паруснике в Бретани. Два месяца назад ему исполнилось 27 лет.

Жоржетта умерла в тридцать лет. Что же до его переживаний, то инспектора они не касаются. При всем его уважении, фараоны ему противны и смешны. Ему, правда, не известно к какой из этих категорий принадлежит инспектор. Скорее всего — ко второй. Просто потеха думать, будто у Жоржетты водились деньги. Оборжаться можно, если считать, что ее муж способен кого-то прикончить в поезде, не наделав в штаны. Не меньше, чем сделать другой вывод, будто тут убийство по страсти. Ведь из-за этой мерзости сразу попадешь на гильотину. Куда печальнее, если угодно, предположение, будто бы он, Боб, мог совершить такое убийство, да еще в вагоне второго класса, не поставив себя в смешное положение. Инспектор — как его имя? Грацциано? Кажется, был боксер по фамилии Грацциано? Так вот инспектор, похоже, совсем свихнулся, коли так думает.