Убийство в лунном свете - [31]

— И добрая собака способна превратиться в пса-убийцу.

— Вероятно… Но слушай, — пусть животное, дикое либо домашнее, убило Фоули тем способом, который ты описал, но, чёрт возьми, не перенесло же оно его в сарай к Джебу и не устроило пожара!

— Тогда, — ответил я, — остаётся только одна возможность.

— И какая же?

— Маньяк-убийца. Нормальный человек не станет убивать кого-то, вырывая тому кадык. Но если убийца и есть тот, кто перенёс убитого в сарай, значит убийца — это человек, и он, значит, не в себе.

— Я знавал одного маньяка-убийцу, с тех пор как принял пост шерифа, — сказал Кингмэн, — а о других читал. Но никогда не слыхал, чтобы они убивали именно таким способом.

— А о ликантропии вы когда-нибудь читали?

— Нет, а что это?

— Один из видов помешательства, — объяснил я, — при котором на человека находит наваждение, и он воображает себя волком. Не обычный случай, но и не совсем уж редкий. На этом основаны — то есть, на соответствующей вере — рассказы о волках-оборотнях.

Кингмэн фыркнул. Я продолжал:

— Оборотни, разумеется, не более чем суеверие, — если говорить о том, что такой человек обрастает шерстью и превращается в волка, так что даже и следы волчьи якобы оставляет за собой. Но в своём сознании человек может превращаться в волка. И пока им владеет подобное помешательство, он и думает как волк, и поступает как волк. А вновь обретя рассудок после того, как он кого-то убил, такой человек может перенести труп в сарай, а сарай поджечь, чтобы никто никогда не узнал, как именно принял смерть убитый.

— Ужас! — промолвил шериф.

Я усмехнулся.

— Я ведь и сам струхнул как никогда. Ведь только подумать: если это так, тогда там был ликантроп, убийца, воображающий себя волком, — и он зарычал на меня этой ночью с расстояния в пару шагов! А я один-одинёшенек на тёмной сельской дороге, невооружённый!

— Тогда почему он не бросился на тебя?

— Возможно, одно убийство его удовлетворило. И опять же — только это моё предположение, — он мог частично вновь придти в сознание. Разумом ещё достаточно помутнён, чтобы выть по-волчьи, но прыгнуть на меня уже не смеет, лишь разве что в целях самозащиты, — если бы я полез к нему в чащу сада.

— Как ты можешь это знать?

— Да ведь он уже принялся двигать тело. Помните, вы спросили меня (или кто-то спросил), не лежало ли тело в луже крови. Оно бы и лежало, если б его не сдвинули. А его, значит, сдвинули. Начать с того, что я совершенно не запомнил, чтобы на дороге, в ту минуту как я увидел на ней труп, ещё и кровь была; и даже потом, вернувшись взглянуть как следует, я бы заметил кровь, если бы её хоть чуть-чуть там натекло. Маленькое пятнышко я бы и мог пропустить, но если человек умирает вследствие того, что кто-то перегрыз ему шейную вену, пятнышком крови дело не обойдётся.

— А ты не перепутал место?

— Место то самое, но я хочу взглянуть на него ещё раз при свете дня.

— Ну так мы приехали. Попытай счастья.

Я так увлёкся толкованием ликантропии, что и не заметил, как шериф сбавил ход, и до поворота на Дартаунскую дорогу остаётся всего дюжина ярдов.

— Остановитесь здесь, а то подъедем слишком близко и машина помешает, — попросил я, и шериф согласился.

Выйдя из машины, он рассмеялся и произнёс:

— Знаешь что, если твой рассказ об этой ночи правдив, — а я пока что даю ему кредит доверия, — то ты, возможно, поставил рекорд.

— Это как?

— Ты, возможно, единственный, кто когда-либо дважды находил один и тот же труп. Правда, во второй раз ты его нарочно искал. И что тебя на это сподвигло?

— Потому что я знал, что где-то он должен быть. И когда мне сказали, что меньше чем в миле отсюда сгорел сарай, да в ту же самую ночь, то я увидел в этом вполне допустимую возможность. И мои поиски себя оправдали.

— Да уж, прямо в точку. А самое убедительное в твоей истории то, что у Фоули Армстронга не было никакой убедительной причины оказаться в том сарае. Он не стоял на его пути домой, и Фоули не был пьян, когда вышел из города. Я о том поспрашивал.

— Миссис Бемисс сказала мне то же самое, — подтвердил я. Мы подошли теперь к тому самому месту, где, насколько я смог определить, я наткнулся на труп. И опять я ничего на земле не увидел. — Придётся проработать допущение, что Армстронг не был убит в точности здесь, что кровью он истёк где-то в другом месте, — пробормотал я.

Шериф прошёлся вдоль дороги сначала вперёд, а затем назад, также рассматривая землю.

— Звучит логично, — согласился он. — Но где же нам искать это другое место?

— Это будет несложно, — заверил я. — Предположим, что Армстронга уже несли или тащили в известный нам сарай, что убийца знал, куда направляется; а это так, раз он уже нёс тело. Так что место, где Армстронг умер, должно находиться в противоположной от сарая стороне. Разве не в той стороне отсюда находился сарай? — Я указал рукой, а шериф кивнул:

— Да, почти что. Возможно, немного западнее.

— Тогда Армстронг, скорее всего, был убит по другую сторону дороги и поближе к городу. Убийца донёс или дотащил его досюда, когда услышал мои шаги, приближающиеся к повороту дороги. Он бросил тело и спрятался.

— И рычал на тебя? Какая-то ерунда.