Убийство в колледже - [3]

Все искусствоведы были хорошими друзьями. Хоть встречи эти были исключительно деловыми, тем не менее проходили они в непринужденной обстановке. Большинство членов комитета курили и могли свободно высказываться за или против проекта, но редко не оказывались единодушны в решении. Это были встречи братьев по духу. Они могли бы, конечно, подобно остальным епархиальным комитетам собираться в одном из пустующих городских офисов, но Хенлоу любезно предоставил для встреч свой кабинет в колледже Сен-Освальда, так что собрания комитета проходили в уютном месте. Обедала эта дружная компания в любимых ресторанчиках, а на прощание Хенлоу всегда угощал товарищей чаем. В эти вторники они выполняли уйму работы, но поскольку она была им близка, не замечали, как проходит время. Это была действительно славная группа единомышленников.

Итак, что бы там ни предполагал молодой клерк из конторы напротив, теперь читателю известно, кем были эти люди и чем они занимались. Это был комитет экспертов, и хоть он и назывался «консультативным», в девяти случаях из десяти его решения носили не рекомендательный, а приказной характер. У них была власть, и церкви, предлагавшие непрактичные или безвкусные проекты, знали об этом!

В этот первый сентябрьский вторник в одиннадцать часов утра девять членов комитета приступили к работе. Пеннингтон вынырнул из тонны зарисовок, планов и чертежей и открыл чемоданы, вытаскивая новую партию чертежей, планов и зарисовок. Каноник Рашмер занял свое место, несколько членов комитета закурили трубки. Методы работы у них были самые дружеские и неформальные. Прежде чем зачитать протокол последней встречи, Пеннингтон показал всем почтовую открытку.

— Она от Хенлоу, — пояснил он. — Я получил ее с последней почтой в пятницу, судя по всему, из Женевы. Я зачитаю.

В открытке было всего несколько строк:

Прошу прощения, но я не смогу присутствовать на заседании в следующий вторник. Я проинструктировал Уильямса приготовить все как обычно для вас и заварить чай.

Ваш Сидни Хенлоу.

Уильямс, один из работников колледжа, видимо действительно получил указания от хозяина кабинета — в камине весело полыхал огонь, а сам он вошел с вопросом, кто и какой будет чай. Семеро решили остаться. Хаттон сказал, что ему нужно будет уйти пораньше, а сэр Джон Литтлпорт собирался выпить чаю со знакомым доном[3] из другого колледжа.

Спокойно и неторопливо по одному начали разбирать пункты длинного перечня дел на день. Некоторые члены комитета отчитались о сделанных ими визитах в несчетное число церквей с последнего собрания — это был еще один пункт повестки дня. Все они прибыли из разных частей епархии, большинство были автовладельцами. В трудные моменты, или когда был необходим осмотр отдаленной церкви, обычно поручали кому-нибудь, кто живет поближе к ней, съездить на место и приготовить отчет.

— Итак, — сказал Пеннингтон, протягивая руки к очередной связке писем, — у нас снова были небольшие трудности вот здесь, в церкви Литтл-Марплтон.

— Что, опять то окно? — спросил Бакленд.

— Именно.

— Но я думал, что с этим покончено, разве нет?

— Не совсем так, — сказал каноник Рашмер. — Вспомните, мы предложили существенные изменения в дизайне и посоветовали обратиться к казначею. Это его дело. Они уже пытались выпросить у него разрешение без обращения в наш комитет, а тот все равно перенаправил их к нам.

— И они готовы принять наши предложения? — спросил Хартли Прайор.

— А вот пусть Хаттон расскажет нам об этом, — ответил секретарь. Хаттон, ты ведь ездил в Литтл-Марплтон, не так ли?

Хаттон вынул трубку изо рта и рассмеялся.

— Да, и в общем-то это был не самый приятный визит.

— Расскажи нам, — предложил председатель.

— Вся проблема в том, что в местном приходе есть один сквайр старого толка — старик Мэтью Финмер. Взгляды и веяния двадцатого века ему чужды, и он хочет самостоятельно управлять деревней, церковью и всем-всем, причем железным кнутом. По-хорошему он способен на это — большинство местных жителей являются его арендаторами, так что этот сквайр там что всеобщий покровитель. Сварливый старикашка с жестким характером, да еще и скупой до ужаса, хотя денег у него предостаточно. Год назад его жена умерла — бедная женщина! — думаю, он доставил ей хлопот. То ли раскаявшись в плохом обращении с ней или, предположим, дело в сильной привязанности, но он захотел в память о жене вместо обычного стекла установить витраж в восточной части алтаря, а заодно увековечить и собственное имя, поместив его на огромной латунной табличке под подоконником прямо над жертвенником.

Ни с кем не советуясь, он обратился к парнишке, который называет себя художником. Сам по себе Финмер особым вкусом не одарен — максимум может судить о лошадях да о выпивке. А вот в искусстве он точно ничего не смыслит. Так вот, он пошел к тому парню — Гастингсу…

— Гастингс? — переспросил Стэнхоуп. — Знаю я этого скота, — Стэнхоуп никогда не стеснялся в выражениях, — третьесортный маляр, я бы не стал нанимать его даже установить окна в свинарнике — после его руки через них любая приличная свинья будет казаться бесноватой. Продолжай, Хаттон.