Убийство в Амстердаме - [17]

Возможно, Фортейн верил в то, что говорил, но он был и политическим шутом, мошенником. Как и всеми мошенниками, им двигала обида, которая была, пожалуй, его самым искренним чувством. Сексуальная ориентация, как он часто признавал, играла свою роль, но обида находила более широкий отклик, потому что выражала настроения людей, не имеющих социального статуса. Первыми сплотились вокруг него и поддержали его люди, сделавшие состояние, которое позволило им приобрести дома и яхты, но не положение в обществе: диск-жокей, ставший магнатом индустрии развлечений, закройщики, представители рекламного бизнеса, правые журналисты и организаторы «мероприятий». Некоторые из них так и не избавились от криминального ореола. Все знали, что, сколько бы денег они ни заработали, им никогда не стать «людьми нашего круга».

Чувствуя себя изгоями общества, нувориши понимали, что им не хватает политического влияния. Фортейн был их пропуском к реальной власти – по крайней мере, они на это надеялись. Безусловно, они преследовали корыстные цели: снижение налогов, ограничение влияния бюрократов, расширение возможностей ведения бизнеса. Но это было не все. Некоторых из них вдохновляли более масштабные перспективы: правительство, состоящее из предприимчивых, сильных людей, которые раз и навсегда наведут порядок в парламентской политике. Свежий ветер оживит общество, ослабленное слишком долгим пребыванием у власти людей, не способных реализовать свои благие намерения.

Некоторое понятие о том, что представляют собой эти сомнительные личности, я получил от довольно необычной фигуры на голландской политической арене, настоящего консерватора-интеллектуала, основателя исследовательского центра, названного в честь великого ирландского консерватора Эдмунда Бёрка. Барт-Ян Спрейт, энергичный, непритязательный в одежде человек сорока с лишним лет, с коротко подстриженными светлыми волосами и по-скандинавски красивым худощавым лицом, написал книгу под названием «Похвала консерватизму».[10] В числе его кумиров Алексис Токвиль и К.С. Льюис. Он ярый приверженец кальвинистской церкви.

После убийства Пима Фортейна некоторые из его прежних покровителей обратились к Спрейту как к человеку, который мог быть полезным. Они угощали его в дорогих ресторанах, прощупывая его позицию по разным вопросам, чтобы понять, можно ли иметь с ним дело. В конечном итоге они решили, что исследовательский центр – не то, что им нужно. Но перед этим они еще раз пригласили Спрейта в модный ресторан. В конце ужина, когда настала очередь сигар и ликеров, один из бизнесменов достал чековую книжку и выписал чек на 150 тысяч евро. Протянув его через стол Спрейту, он сказал: «А теперь избавьтесь от этих чертовых марокканцев».[11]

Я был озадачен этой историей. Почему марокканцы? Снижение налогов, свертывание социальной программы – это я понять мог, но почему богатого бизнесмена, вряд ли когда-либо бывавшего в квартале спутниковых тарелок, так беспокоят марокканские иммигранты?

Я спросил об этом Фрица Болкестейна. Поскольку он первым из крупных политиков выразил беспокойство по поводу иммиграции, я решил, что смогу получить ответ у него. Он пристально посмотрел на меня и сказал: «Никогда не следует недооценивать ненависть, которую голландцы испытывают к марокканским и турецким иммигрантам. Мой успех в политике основан на том, что я был готов выслушать этих людей». Это было поразительное заявление, но я все еще был озадачен, потому что оно не содержало ответа на мой вопрос. Почему богатый человек испытывает такую ненависть к людям, с которыми ему, возможно, никогда не придется иметь дело? Эта загадка лежит в основе успеха Фортейна. Он задел нерв, выходящий за пределы личных интересов.

6

Похороны общественных деятелей часто вызывают массовую истерию. Именно в подобных ситуациях видишь, что таится в сердцах миллионов. Проявления горя, даже искренние, могут выглядеть фальшиво. В какой-то степени это так, ведь эмоции почти никогда не основаны на личном знакомстве. Но смерть знаменитости становится катализатором реальных тревог и разочарований. За время своей короткой карьеры Фортейн научился манипулировать чувствами людей. Если его убийца был фанатиком с твердыми принципами, то Фортейн был мастером эмоционального китча.

Классовая принадлежность не играла при этом большой роли. Похороны Фортейна сравнивали с похоронами принцессы Дианы, настоящей аристократки, которая вела себя так, будто была чужой в своей среде. В каком-то смысле так оно и было. Поразительно, но некоторые люди утверждали, что ее смерть потрясла их больше, чем смерть близкого друга, мужа или одного из родителей. Диана тоже имела врожденную склонность к китчу. Она привнесла элементы поп-культуры в британскую монархию, превратив ее в мыльную оперу. Зрелища, конечно, всегда были частью политики, при любом режиме. Фортейна объединяло с принцессой Дианой не просто использование шоу-бизнеса как политического инструмента – Сильвио Берлускони, Арнольд Шварценеггер и Рональд Рейган тоже прибегали к этому методу, – а инстинктивное понимание людской сентиментальности.