Убийство со взломом - [29]

– Грязная работа, но в то же время и благородная.

– Ага. Я привык считать, что занимаюсь важным делом. Но теперь не так уж в этом уверен.

– Потеряли запал?

– Каждый прокурор, или почти каждый, раньше или позже этот запал теряет, – сказал он, испытывая смутное желание поделиться и, может быть, переложить груз своей тоски по Дженис на плечи другого. – Вот смотришь в лица тех, кто с младых ногтей знал жертву, такие хорошие лица, а с другой стороны – какой-нибудь идиот, вот как у нас был случай; пожилой мужчина, бывший пожарник, пошел в охранники, чтобы немного заработать, и надо же было тут случиться парню с мачете, который на дух не выносил охранников, не мог спокойно пройти мимо зарешеченной клетки! Пырнул нашего пожарника, убил его и был таков. Даже бумажника не взял. Иной раз из кожи вон лезешь, чтобы упрятать такого за решетку на срок побольше, а какая-нибудь закавыка в законе не дает тебе добиться для него срока, который был задуман. И ты пробуешь объяснить это семье потерпевшего. От такого просто на стенку лезешь. Нет, вернее будет сказать – устаешь.

– Но вы не выглядите усталым. – Она улыбнулась. Кончик носа ее сморщился, и, несмотря на всю свою осмотрительность и инстинктивную недоверчивость, он понял, что она ему нравится. В ней была прямота, неподдельная прямота.

– Ну а я эту усталость чувствую. Чувствую, что измотан. Не до степени цинизма, но чувствую, что перегорел, понимаете? Когда младенцев убивают из-за наркотиков – не сговорятся, сделка не состаивается, в ход идет оружие, а тут рядом младенец на диване… И случаев таких пруд пруди. Ситуаций даже не трагических, а просто глупых, абсурдных. Если б только удалось пресечь эту чертову свободную продажу оружия, этим было бы уже полдела сделано. Сейчас ведь как – кто угодно может купить себе пистолет в своем же городке, в любое время дня и ночи. Или приобрести полуавтоматическую боевую винтовку, если надо.

– Каким образом?

– Выйти на уголок, потолкаться там немного. Или в любом баре в городе, в любом из приречных кабачков. Да и любимый гастроном тоже может оказаться точкой сбыта.

– И вам не претит ваша работа?

– По ночам она меня не лишает сна. Потому что днем я делаю свое дело хорошо и честно.

Делиться сокровенными мыслями с посторонними было не в его обычае. Однако поговорить больше было не с кем.

– Думаю, через год-другой передо мной встанет вопрос о работе в частной компании. Стоит решиться на это – и мне тут же откроется путь к руководящим постам, ведь я уже семь лет как в этой профессии.

– Но вам хотелось бы остаться?

– Кто знает? – Он не был еще вполне готов рассказывать ей, чего он действительно хочет. – Ну а вы? Чем занимаетесь?

– Работаю в Первом банке Филадельфии. Уже десять лет.

– О, это мой банк. И десять лет понадобилось, чтобы занять руководящий пост?

– Нет, к сожалению, на это ушло лет двадцать, – ответила она и пояснила, что является вице-президентом, контролирующим банковские операции. Казалось, карьерные достижения искренне оставляют ее равнодушной. Он размышлял о цене ее успеха – ведь не каждая женщина мечтает о замужестве и детях, так что, возможно, в данном случае жертва была иной. Они поговорили еще о карабканье вверх, к высшим управленческим должностям, о постоянных покушениях на ее власть и авторитет сверху и снизу, о том, как она учит молодых девушек, об утомительных корпоративных правилах относительно того, как следует одеваться и вести себя на работе, о битвах за премии и надбавки. Обо всем этом, как и о деятельности банков вообще, Кассандра рассуждала здраво и объективно, говорила четко, законченными предложениями – так говорят люди, привыкшие диктовать. Питер подозревал, что она богата. Но в целом карьера ее рисовалась ему далеким миром бесстрастных сухих схем, операций и служебных иерархий, в который она вступила давным-давно и в котором пребывает исключительно из чувства долга. В голосе ее, когда она описывала свой рабочий день и свои обязанности, не чувствовалось энтузиазма. Он подумал, не страдает ли она, часом, от одиночества, и в то время, как вино успокаивало его, ослабляя напряжение, он вдруг поймал промелькнувшее у нее в глазах выражение тихого отчаяния, что так отвечало собственной его опустошенности. Они были чужими людьми, но он вдруг подумал, что понимает ее. К тому времени, как подали десерт, он вполне вошел в роль интервьюера: задавал вопросы, изображал внимание и заинтересованность с не меньшим старанием, чем проявлял, уводя разговор подальше от тем, где могло бы всплыть имя «Дженис». Но, делая все это, он чувствовал, что Кассандра понимает его игру.

– А это означает, – говорила она в ответ на его просьбу рассказать, в чем именно состоят ее обязанности, – что, когда вы предъявляете вашу банковскую карточку в любом из восьмидесяти шести наших филадельфийских отделений или в любом из четырехсот наших филиалов, то именно я в конечном счете ответственна за то, чтобы в наш компьютер была введена операция, чтобы вы получили чек и требуемую сумму, не больше и не меньше.

– Особенно не больше. – Он притворно нахмурился. – Нельзя брать больше, чем просишь.