Убийство с гарантией - [3]

Первая пара. Туфли-лоферы синие. Сдавала миленькая юная брюнеточка

Андрей

«Дорогая, — начал он, — нет слов, чтобы описать, что я испытал, когда получил посылку от тебя». Поколебавшись, он заменил «дорогая» на «любимая». Но не вспугнет ли такая рьяность робкую птичку? Давно уже убедившись в том, что женщине ни одно проявление любви не кажется чрезмерным, он все равно продолжал порой морщиться от собственных формулировок. Писал письма, будто принимал лекарства — сначала противно, потом полезно. «Любимая» и «единственная» воздавали сторицей. Та любовь, которую он теперь исповедовал, околичностей и двусмысленностей не терпела — это должна быть любовь в крайнем ее проявлении. Абсолютное поклонение. Чувство полного обожания.

«Ты спрашиваешь, что я чувствую в последние дни. Я скажу тебе — я немножко сержусь на тебя, милая. Да-да, не удивляйся. Я сержусь на создание, на которое сердиться априори невозможно. Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не баловала меня подарками? Но ты у меня непослушная и всегда делаешь по-своему. Придется серьезно поработать над твоим поведением, когда мы увидимся. Я собираюсь сам тебя баловать и заставлю меньше работать. Я уже вижу, как ты возмущаешься, но смирись с тем, что тебе придется уделять все внимание мне. Я знаю, что карьера очень важна для тебя. Но мне твое внимание будет нужно как воздух. А зарабатыванием денег пусть займется мужчина».

Он отхлебнул чая, прополоскал рот, ощутив пульсацию под пятым зубом. Тот снаружи глядел молодцом, но в последнее время начал ныть, видимо, под здоровой на вид белизной копилось что-то черное и зловещее — пульпит или, того хуже, периодонтит. Скорей бы уже попасть к стоматологу. Морщась от покалываний, которые (слава богу) понемногу стихали, он продолжил набирать текст:

«Возможность поделиться с тобой своими эмоциями — мой спасательный круг. Держать их в себе иногда нету сил. Спасибо, родная, что думаешь обо мне и переживаешь за меня. Скажу тебе честно — сейчас я испытываю те эмоции, которые всегда приходят вслед за твоей посылкой, — бурную радость и ощущение отчаяния. Радость оттого, что ты обо мне не забываешь и заботишься обо мне. И отчаяние, поскольку я-то тоже о тебе постоянно думаю, но не могу подарить тебе то, что ты заслуживаешь. Скоро настанет Восьмое марта, и я хотел бы положить все цветы мира к твоим ногам, а положу только свою любовь. Но так будет не всегда. Помни об этом. Думай обо мне.

И в конце письма я хочу сделать тебе предсказание — у нас с тобой, милая, все будет хорошо. Я это не чувствую. Я это знаю. То, что произошло со мной, я воспринимаю не как наказание, а как награду, потому что только так я мог встретить тебя.

Пиши мне обо всем, что ты делаешь. Как ты можешь говорить, что «утомляешь меня» и что «не хочешь грузить своими проблемами»? Да я живу твоими новостями, неужели непонятно? Я хочу знать всё. Какое у тебя настроение. Что новенького на работе. И умоляю тебя, малыш, — береги себя. От того, насколько тебе хорошо, теперь зависит жизнь одного не самого плохого человека. Твое фото в черной кофточке — шедевр. Какое все-таки у тебя редкое выражение лица — смесь сексуальности и интеллекта…

Уже скоро твой,

Андрей».

Нажав «Отправить», он ощутил удовлетворение. Две посылки, которые он сегодня получил, — его награда, подтверждение, что он нигде не ошибся. Кому-то может показаться, что они достались ему слишком легко, но этот человек просто не знает, что такое зона.

— Писатель! — позвали его. — Чай будешь пить?

— Уже не лезет.

— А водку?

— А это можно.

Ноги нащупали удобные шлепанцы (недавно присланы в подарок, именно такие, как он и заказывал, и по мягкому верху вышиты заботливой женской рукой сердечки), нырнули в них. Носки у него тоже важные — теплые, из хорошей пряжи, милая сама вязала. Под черной курткой — ярко-оранжевая футболка. Сегодня не присоединиться к компании — дурной тон. В бараке появилась водка, слава богу, а то брага уже надоела. Ему обрадовались, расчистили место, многие хлопали по плечу. «Сеня! — окликнул он, — а пить я из чего должен, из ладошки? Стакан дай».

Сегодня праздничный день, они получили передачки, которые приятно разнообразили вязкое, как медуза, существование. На какое-то время у них установилась, пусть и фальшивая насквозь, атмосфера детского утренника. Улыбались сморщенные рты, зияющие пустотой; рты молодые и румяные; рты искусанные и разбитые; рты, усеянные лихорадкой. Зона гудела, шушукалась, шелестела обертками и фантиками, творила дележ, в меру своих представлений о справедливости возвращались долги и делались подношения. Пили поставленную заранее брагу и контрабандную водку, говорили тосты, зажав в кулаке пластиковый стаканчик.

Его улов оказался весьма неплох, и, что особенно приятно, изобиловал сигаретами. Вечером он написал двум своим женщинам письма, исполненные благодарности, а одной даже позвонил. Дама оказалась перспективная и заслуживала больше внимания. Чтобы долго не болтать с ней, позвонил ей прямо накануне переклички. Перекличка была не только неприятной обязанностью, но и благом, потому что позволяла без проблем свернуть любой разговор. На время переклички телефоны прятались самым тщательным образом. Беспечность каралась сурово — надзиратели могли попросту изъять телефон. Вертухаи проносили телефоны внутрь, они же их и забирали, иногда в качестве наказания, а порой просто потому, что самому приглянулся.