Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца! - [18]

– Вот именно неприятное, – отозвалась, розовея, Карлайл. – Но, тетя Сесиль, он ведь повел себя так со мной, чтобы сыграть гадкую шутку с Фелиситэ, приструнить ее и заставить образумиться.

Леди Пастерн на мгновение прикрыла глаза. Карлайл вспомнилось, что такова у нее обычная реакция на сленг.

– И боюсь, – добавила она, – Фэ на нее клюнула.

– У Фелиситэ она может вызвать только отвращение.

– Не удивлюсь, если она откажется пойти сегодня в «Метроном».

– На это я и надеюсь. Но боюсь, она пойдет. Думаю, она не уступит так легко. – Леди Пастерн встала. – Что бы ни случилось, я разорву этот роман. Ты меня слышала, Карлайл? Я положу ему конец.

За дверью в дальнем конце комнаты голос Фелиситэ взвился пронзительным крещендо, но слова остались неразборчивы.

– Они уже ссорятся, – удовлетворенно сказала леди Пастерн.

III

Эдвард Мэнкс сидел с бокалом портвейна в руке, на столе остывала чашка кофе, а его мысли бродили кругами, все расширяющимися от освещенного свечами стола. Он смутно подметил, что Морено и Ривера подсели к лорду Пастерну. Голос Морено, громкий, но как будто дряблый, тянул и мял фразу за фразой.

– Ну да, конечно. Не волнуйтесь, все у нас в кармане. Они просто со стульев попадают. Ладненько, пройдемся еще раз. Будет.

Лорд Пастерн ерзал, запинался, хмыкал, жаловался. Ривера, откинувшись на спинку стула, молча вертел в руке бокал. Мэнкс, отметивший, как часто в него доливали, задумался, а не набрался ли аккордеонист.

Так они и сидели в клубах сигарного дыма, освещенные свечами, – несуразная группа. Он увидел их как три диссонантные несовместные фигуры в центре невыносимой композиции. «Морено, – сказал он самому себе, – торговец весельем. Весельем!» Каким модным, размышлял он, это слово было до войны. Будем веселы, говорили все кругом и, мрачно обняв друг друга, топали и шаркали, пока такие, как Морри Морено, издавали шумные звуки и улыбались за них. Они нарекали детей «Гей»[16], пересыпали этим словечком беспечные комедии и навязчивые, гнетущие шлягеры. «Веселье! – бормотал про себя раздраженный и сердитый Эдвард. – Слово, может, и ничего, но чувство, пока его испытываешь, названия не имеет. Вот кузен Джордж, который, нет сомнений, чуточку не в себе, сидит как рупор своего класса между торговцем буги-вуги и хамом. А Фэ выкамаривает в адском кругу, в то время как кузина Сесиль торжественно раскачивается наперекор ритму. Во внешнем кругу – хотелось бы надеяться, что поневоле – Лайл, а вот я, трезвый как черт, на периметре». Подняв глаза, он увидел, что Ривера на него смотрит, но не прямо, а краешком глаза. «Глумится, – подумал Эдвард, – как инфернальная карикатура на себя самого».

– Встряхнись, Нед, – улыбнулся ему лорд Пастерн. – Надулся как сыч, ни словечка от тебя не слышно. Надо вылезать из скорлупы. Чуток веселья, что скажешь?

– Как пожелаете, сэр, – отсалютовал Эдвард и, подобрав выпавшую из вазы посреди стола белую гвоздику, продел цветок себе в петлицу. – Безупречное веселье, а?

С визгливым смешком лорд Пастерн повернулся к Морено.

– Ну, Морри, если все, как вы говорите, я закажу такси на четверть одиннадцатого. Как по-вашему, найдете, чем себя занять до тех пор? – Он подтолкнул к Морено графин.

– Конечно-конечно, – отозвался Морено. – Нет-нет, спасибочки, больше не надо. Отличное вино, право слово, но мне надо быть пай-мальчиком.

Эдвард пододвинул портвейн Ривере, который, улыбнувшись чуть шире, налил себе еще.

– Покажу вам револьвер и холостые, когда пойдем, – сказал лорд Пастерн. – Они в кабинете. – Он капризно глянул на Риверу, который медленно пододвигал к себе стакан. Лорд Пастерн не любил, когда его заставляют ждать. – Позаботься о Карлосе, Нед, ладно? Вы не против, Карлос? Я хочу показать Морри холостые. Пошли, Морри.

Мэнкс открыл перед кузеном дверь и вернулся к столу. Сев, он стал ждать, что Ривера сделает первый ход. Вошел Спенс, помедлил и снова удалился. Последовало долгое молчание.

Наконец Ривера вытянул ноги и, подняв повыше бокал, посмотрел на свет портвейн.

– Я человек, – сказал он, – который любит переходить к сути. Вы кузен Фелиситэ, да?

– Нет.

– Нет?

– Я в родстве с ее отчимом.

– Она называла вас кузеном.

– Простоты ради.

– Полагаю, вы к ней привязаны?

Эдвард молчал три секунды, потом сказал:

– Почему нет?

– Это неудивительно. – Ривера залпом выпил половину налитого. – Карлайл тоже называет вас кузеном. И тоже простоты ради?

Эдвард отодвинулся вместе со стулом.

– Боюсь, не понимаю, в чем суть.

– Суть? Ах, ну да. Я человек, – повторил Ривера, – который любит переходить к сути. А еще я человек, которому не нравится, когда его принимают холодно или… как это говорится… когда его водят за нос. А в этом доме, я нахожу, меня принимали весьма холодно… неприветливо, да… Это мне неприятно. В то же время я знакомлюсь с леди, которая мне не неприятна. Совершенно напротив. Я заинтересован. Я тактично осведомляюсь. Например, я спрашиваю, в каких отношениях означенная дама состоит с моим хозяином, почему бы и нет?

– Потому что ваш вопрос крайне оскорбителен, – отрезал Эдвард и подумал: «Боже, кажется, я выхожу из себя!»

Как бы подводя итог, Ривера махнул рукой и опрокинул бокал на пол.