Убийство на водах - [65]

Участковый товарищ прокурора – мужчина средних лет с «босоногим» лицом и глазами «себе на уме» терпеливо ждал, пока все выскажутся. За почти двадцатилетнюю службу надворный советник Порфирий Васильевич Триклятов уяснил главное правило взаимоотношений с коллегами: никогда не перебивай собеседника, даже если он твой подчиненный, потому что, давая человеку высказаться, ты уже получаешь над ним явное преимущество – любому приятно, когда его слушают, и он невольно проникается к тебе симпатией. Понимая, что пора в обсуждение внести свежую струю, Триклятов неторопливо выговорил:

– До сих пор не совсем ясно, какую роль в этом деле играет безумец. Мне кажется, что информация, которой он располагает, может вывести нас прямиком к преступнику. И для этого есть одно верное средство. – Товарищ прокурора умышленно сделал паузу. В это время Куропятников, почуяв надежду, напрягся и впился в него глазами. – Как вы знаете, господа, еще в прошлом году я служил в Рязани. Тамошние жандармы получил информацию, что среди штукатуров, работающих в доме губернатора, затесался анархист, который намеревался заложить бомбу с часовым механизмом. Этого субъекта мы арестовали, но исторгнуть из него признание никак не удавалось. А все попытки самостоятельно обнаружить взрывное устройство тоже ни к чему не привели. Время шло и сколько его у нас оставалось – одному Богу было известно. И вот тогда наш судебный медик предложил во время очередного допроса использовать морфий в соединении с новейшим препаратом под названием скополамин. Его совсем недавно стали применять в больницах для облегчения страданий рожениц. Преступника привязали к стулу, и доктор сделал инъекцию. Я не буду описывать вам детали, замечу лишь, что испытуемый вошел в состояние весьма сходное с гипнотическим сном. Он, будто прилежный ученик, последовательно отвечал на все наши вопросы, благодаря чему удалось не только обезвредить «адскую машину», но и арестовать всех членов подпольной шайки. – Триклятов на секунду замолк, снова приковывая к себе внимание. – Вот я и думаю, а что нам мешает применить это средство для развязывания языка сумасшедшего?

У полицмейстера загорелись глаза. Завидев свет в конце тоннеля, он откинулся в кресле и нервно забарабанил пальцами по крышке стола.

– Что же вы раньше молчали, Порфирий Васильевич?

– Знаете, я забыл добавить, что его действие на человеческий организм еще мало изучено, хотя в данной ситуации… как бы это лучше выразиться…

– Говорите прямо, Порфирий Васильевич, без экивоков!

– Дело в том, господа, что все зависит от дозы. В нашем случае мы перестарались, и испытуемый скончался. Но тогда у нас не было иного выхода.

– А разве теперь он у нас есть? – лоб полицейского начальника собрался складками, и от переносицы вверх устремились две решительные морщины. Присутствующие молчали.

Первым тишину нарушил Боголепов:

– Хотел бы я посмотреть в глаза тому, кто согласится сделать инъекцию этому бедолаге.

– Ну, не знаю, – пожал плечами служитель прокуратуры, – есть у меня один знакомец – старший фельдшер. Живет бедно, как говорится, на живую нитку; служит в офицерском лазарете. Я поинтересуюсь…

– Вот и ладненько! Вот и нашлось решеньице! – полицмейстер потер от удовольствия руки.

– Не думаю, господа, что это хорошая идея, – проронил Круше. – Да и Стильванский не разрешит.

– Хорошая или плохая – это уже второй вопрос, – махнул рукой полицмейстер. – Главное, остановить преступника! Тут нам не до телячьих нежностей. А что касается Стильванского – вы правы. С ним так просто не договоришься. Видимо, придется подключать тяжелую артиллерию. – Куропятников посмотрел на стоящие в углу часы. – Значит так, давайте завтра, часиков этак в одиннадцать, встретимся у Хлудовской больницы. Вы уж, Порфирий Васильевич, не сочтите за труд, с фельдшером договоритесь. А Куприяна Савельевича я сам предупрежу. Вот на этом, пожалуй, совещание и закончим.

34. Крик птицы

Толпа у стен Хлудовской больницы росла с каждым днем, и это обстоятельство стало действовать на нервы даже всегда выдержанному доктору Стильванскому. Недавно к нему заявились два ходатая разбойничьего вида и потребовали разрешить «паломникам» посещение «Святого Афанасия». За это ушлые «коммерсанты» предложили врачу двадцать процентов от выручки, получаемой ими от продажи «билетов». Он тут же вызвал надзирателей и приказал вышвырнуть наглецов за ворота.

Опытный психиатр стоял у окна кабинета и смотрел на два старых дуба, закрывших ветвями добрую четверть двора. «Скорее всего, их не стали вырубать, еще когда строили больницу, – предположил доктор. – А вообще-то у старых деревьев, как и у людей, есть собственное выражение лица. Не верю я, что они бездушны. Просто мы пока не в силах распознать их язык».

Странное ощущение близкой беды вновь поселилось в душе Стильванского. А тут еще непонятный звонок полицмейстера и просьба подготовить Фартушина к осмотру. «О каком осмотре может идти речь? – терзался сомнениями психиатр. – Видимо, на этот раз они опять что-то придумали. Вот же деятели! Вместо того чтобы мучить больного, лучше бы преступников ловили. Хорошо хоть я успел Ардашева с Нижегородцевым предупредить. С ними как-то спокойнее. Кстати сказать, Клим Пантелеевич обещал назвать имя настоящего убийцы уже на этой неделе. А задержанная дама, по его словам, абсолютно ни при чем». – По коридору послышались шаги, и в дверном проеме, как в багетной рамке, возник Куропятников.