Убийство на улице Длинной, или Первое дело Глюка - [6]

Шрифт
Интервал

А барышни в белых одинаковых платьях, в соломенных аккуратных шляпках, с зонтиками: картинка с открытки, да и только! Константин Аркадьич даже замурлыкал в усы. "Барышня" — само слово такое… воздушное, нежное, как пирожное безе, до коих Константин Аркадьич был великий охотник. "Барышня" – это блестящие глазки, розовые губки, тонкий стан, изящная ножка в элегантном ботинке…

Однако при ближайшем рассмотрении барышни Константина Аркадьича разочаровали.

Высоки чрезмерно (чтоб не сказать "долговязы"), тощи – никаких тебе соблазнительных округлостей; и глаза вовсе не блестящие, и носы длинны, а губы тонки. У старшей, Анны, еще и весь лоб в прыщах, тщательно запудренных. И то – юны еще очень, Анне четырнадцать, а Анастасии и вовсе тринадцать.

— Софи, друг мой! — в нос произнесла госпожа Новикова, направляясь к барышням и старухе — как можно! По такой жаре, и без завтрака! Агафья же совсем не в себе, я уж Паране велела что-нибудь легкое приготовить, хоть бы тот же омлет…

— А мы чай пили, пили! — закричала одна из девочек, подбегая к матери, — там такой дом, и нас на стульчики плетеные посадили, и принесли нам чай и печенье!

— Потому мы и отправились, что Агафья не в себе, — басом своим прогудела старуха. — Мальчикам я вон тоже предлагала, но они перекусили молоком с хлебом, и заниматься; очень уж наставник у них строг, Михаил Андреич… да хвалю за то, хвалю – сих лоботрясов учить да учить! Жалко, что пороть их не позволяешь, Лизавета, очень бы им то на пользу пошло. А это кто? — и весьма неучтиво старуха уставилась на околоточного.

Впрочем, околоточный так же неучтиво пялился на старуху, постепенно понимая, что разряженная дама сия и есть приживалка госпожи Новиковой. Да не бывают приживалки такими! Приходилось Константину Аркадьичу видывать приживалок, не одну, не двух; приживалки рядятся в темное, в платочках, незаметны, неслышны, под рукою у хозяйки, когда той придет охота сыграть в карты, либо посплетничать, либо шерсть перемотать; и уж верно, приживалки хозяйкиных сыновей не порицают и пороть их не предлагают. А эта какая-то командирша, право слово, и росту гренадерского, и бас этот!..

Госпожа Новикова тем временем представила Софью Матвеевну и околоточного друг другу, на этот раз назвав Константина Аркадьича Заслонным.

— Софи, душа моя, — произнесла она в нос, — господин За…

Тут Константин Аркадьич не выдержал и подсказал:

— Заславский.

— Да, господин Заславский задает нам всем вопросы, не видел ли кто чего, не слышал ли…

— Правильно задает, — сказала Софья Матвеевна, остро, не по-старушечьи взглянув на околоточного. — Надобно же злодея найти! А по саду в эту ночь кто-то бродил, шуршал, да и свет мигал то тут, то там; не знаешь ли, кто?

Константин Аркадьич почувствовал себя под взглядом старухи как-то очень уж неуютно: будто глядит на него сейчас высокое начальство, полицмейстер, например, или даже сам губернатор. И захотелось Константину Аркадьичу вытянуться в струночку и не отвечать – докладывать теми словами, что положены по уставу. Но, сдержав свой порыв, сглотнув, правда, при этом, Константин Аркадьич выговорил:

— Садовник Семен с помощником стерегли сад, мадам. Никого не заметили.

— Дело, — одобрила Софья Матвеевна, и Константин Аркадьевич немалое при сем почувствовал облегчение. Но Софья Матвеевна продолжала:

— Ты вот что, мил-друг, ты мне этого мерзавца найди! Непорядок это – когда таких безответных убивают, не по-людски это, и не по-божески!

— Так ведь на то и служба у нас – дознать, узнать, поймать и наказать, — развел руками Константин Аркадьевич. — Но вот, возможно вы, Софья Матвеевна, мне скажете, или, может быть, барышни знают – отчего она на рассвете на огород пошла? Привычка у нее такая была, или встретиться с кем хотела?

Барышни чуть не хором, пропищали: "Не знаем".

Софья Матвеевна чуть нахмурилась.

— Да, привычка такая у нее, положим, была — ни свет ни заря подниматься, зимою – так и до свету… Но вот в огород ходить – на что ей, на овощи любоваться, что ли? В сад бы вышла, или же сюда, на веранду…

— В саду, насколько я понял, — подал голос студент, — Семен до рассвета бродил, мадемуазель Рено могла его испугаться.

— Возможно, — старуха столь же остро глянула на студента, как прежде – на околоточного. — Но с этой же стороны деревьев нет, и здесь Семен не бродил…

— Да, вот еще, — вспомнил вдруг Константин Аркадьевич, намеревавшийся уже откланявшись и забрав с собою студента удаляться, — как мне докладывали, у вас еще один… домочадец имеется, Зотиков, Никита Иваныч, что-то я не слышал о нем сегодня ни слова. Он в курсе происшествия?

— Ах, нет, — расслабленно произнесла госпожа Новикова. Она теперь полулежала на стуле, снова обмахиваясь душистым платком. — Он с вечера уехал в город, там ночевал, снял там квартиру на неделю. У него нынче с утра какие-то дела в порту…

А судейский все не появлялся…


Разговор 2


— М-да, Акинфий Мефодьич, промахнулись мы с вами вчера, был там Цванцигер, — сказал Константин Аркадьевич, вытирая платком шею: даром, что еще только недавно десять часов пробило, а уж жара. — И Цванцигер там был, и еще иные всякие…


Рекомендуем почитать
Убийство по-китайски: Золото

Заняв должность в городке Пенлее, судья Ди тут же приступает к расследованию убийства своего предшественника. Тем временем по окрестностям рыщет страшный тигр, дух убитого бродит по зданию суда, а труп монаха отыскивается в чужой могиле. В конце концов судья Ди приходит к выводу, что все эти внешне не связанные события имеют одну причину.


Паломничество в Святую Землю Египетскую

Томаш Миркович (1954–2004) – знаменитейший переводчик с английского, подаривший польским читателям «Полет над гнездом кукушки» Кена Кизи и «1984» Оруэлла, прозу Чарлза Буковски и Гарри Мэтьюза.Его единственное крупное оригинальное произведение – роман «Паломничество в Святую Землю Египетскую» – стало абсолютной сенсацией польской литературы.Умер эксцентричный дядюшка, которого Алиса не видела ни разу в жизни.Согласно его завещанию, племянница получает все – с одним условием…Она обязана совершить путешествие в Египет!Кажется, так просто?Только кажется!Ведь в Египте за Алисой начинают охоту агенты трех разведок!Почему?Ответ на этот вопрос – зловещая тайна, скрытая в далеком прошлом ее семьи.Но – что это за тайна?Алиса должна узнать правду – если хочет остаться в живых!


Ожерелье и тыква-горлянка

Повесть о легендарном китайском судье Ди (эпоха Тан).Прославленный сыщик, он в то же время был известен как блестящий государственный деятель, оказавший заметное влияние на внутреннюю и внешнюю политику Танской империи. Приключения, описанные в настоящей повести, однако, целиком и полностью вымышлены автором.Перевод О. Завьяловой.


Смысл ночи

«После убийства рыжеволосого я отправился в заведение Куинна поужинать устрицами» — так начинается история Эдварда Глайвера, высокоученого библиофила и пионера фотографии, а также хладнокровного убийцы. С детства Глайвер был убежден, что ему уготована великая судьба, это убеждение он пронес через учебу в Итоне и Гейдельберге — и вот случайное открытие подливает масла в давний огонь: Глайверу кажется, что теперь величие — в непосредственной досягаемости, рукой подать, а в придачу — немыслимое богатство, положение в обществе и великая любовь.


Деревянный ключ

Данциг в канун Второй мировой. В холостяцкую квартиру врача и музыканта Мартина Гольдшлюсселя приходит прекрасная незнакомка и падает без чувств, помешав Мартину и двум его необычным друзьям вовремя покинуть предвоенный город. Когда же спецслужбы начинают охоту на загадочную троицу, выясняется, что новая неизвестная появилась в и без того сложном уравнении отнюдь не случайно; ну а с какой целью — невозможно понять без глубокого погружения в древние и невероятные тайны.Сотканный из общеизвестных сказок и старинных манускриптов хитроумный сюжетный холст скрывает за собой потайной ход, ведущий читателя через мир еврейской мистики, крестовых походов, византийской эротики, античной магии и далее — к истокам Большого Текста.


Я был Цицероном

В увлекательной форме и с исторической достоверностью авторы рассказывают о драматических событиях из деятельности немецкой и английской разведок в годы второй мировой войны, в которых авторы принимали личное участие.Книга предназначена для широкого круга читателей.