Убийство на улице Длинной, или Первое дело Глюка - [4]
— А зверская его натура – вот вам и побудительная причина, — возразила на то хозяйка. — Вон какие ужасы в газетах нынче описываются! Может, он маниак-убийца вроде лондонского Потрошителя!
— Со всем моим уважением к вам, Елизавета Александровна, никак то невозможно. Семена тут все давно знают, с малолетства, если бы он имел какие-либо в рассудке своем отклонения, они бы уж давно проявились. Но у нас здесь места тихие, дачные, убийства чрезвычайно редко случаются, только разве по пьяному делу средь низших классов. Так что… — Константин Аркадьич с многозначительною улыбкою развел руками. И посерьезнев, сказал:
— Однако я здесь по долгу службы, Елизавета Александровна, и обязан задать несколько вопросов – вам, и домочадцам вашим. Коли уж я тут, Елизавета Александровна, не затруднитесь ответить: видели ли, слышали ли ночью что подозрительное? Ночь где провели, и в одиночестве ли?
— Вопросы вы какие задаете, За…Заславич, — Новикова махнула на околоточного надушенным свои платком, от чего Константин Аркадьич едва не расчихался, однако удержался.
— Заславский, Елизавета Александровна, не Заславич. Однако ничего такого на уме не имея, прошу все ж таки ответа на мой вопрос – служба принуждает, знаете ли-с!
— Ах, конечно одна, в собственной спальне; но с вечера мне не спалось – эта жара, и комары зудели… Так мы с Софи играли в карты, а потом она пошла к себе, а я немного почитала, и под утро уснула. Не слышала и не видела ни-че-го, — Елизавета Александровна посмотрела на околоточного, а потом уткнулась в свой платок: — А в самое это время бедняжку Мими, должно быть, зверски душили…
— Успокойтесь, Елизавета Александровна, никто мамзель Мими не душил. По голове ударили – это было, пером… извините, ножом под ребро ткнули, а душить – такого не было.
И – дальше, вкрадчиво:
— А Софи – это…
— Полоцкая, Софья Матвеевна, тетка моего покойного первого мужа. Но она глуховата, а если уж я ничего не слышала…
— Вы могли чего-то не заметить, увлечены игрой были…
— Это я-то увлечена! Что вы такое говорите, За… Заславин! Играли мы так, от скуки, в дурачка, по копейке. Я же всю ночь прислушивалась, потому что у моего ангельчика, Полли, легкая простудка, спальня же младших девочек смежная с моей, и дверь была растворена: она даже не кашлянула ни разочка, моя кошечка!
— Но все же по долгу службы обязан расспросить и Софью Матвеевну, и прочих-с.
Константин Аркадьич поднялся, щелкнул каблуками:
— С вашего разрешения удаляюсь.
Новикова отняла от лица платок и удивленно взглянула на него.
— Да кого же еще прочих вам расспрашивать? Прислугу вы уж всю допросили, мне Маша сказала, с фройляйн Розы вам толку не будет, если только вы по-немецки не знаете, потому что она ни единого слова по-русски не говорит; вот господина Горохова разве что?
— И господина Горохова обязательно, и с вашими детьми побеседовать надобно бы. Дочери ваши и сыновья уже вполне взрослые…
— Ну уж нет, я вам как мать своего разрешения не даю! Только детей моих в эту историю не впутывайте!
— Покойная, Елизавета Александровна, была их гувернанткою. Могла обмолвиться словом, может, даже поделилась с воспитанницами своими – отчего-то занесло же ее на огород! Амурные дела подозревать здесь вряд ли уместно, однако непонятно-с…
Новикова вскочила из кресел. Лицо ее покрылось красными пятнами, и, пожалуй, теперь она выглядела на все свои уж немаленькие – под сорок – годы.
— Только в моем присутствии! — заявила она. — Для детей немалое потрясение все, нынче здесь произошедшее, и полиция, и дознание, и все, все…
Она позвонила.
— Маша, пригласи сюда барышень, и немедля…
— Барышни с фройляной и Софьей Матвеевной изволили пойти на прогулку, к морю. Нешто послать за ними?
— Не надо. А мальчики?
— На веранде, со студентом занимаются…
— Пойдемте, За… Заславинский.
Константин Аркадьевич на этот раз барыню поправлять не стал.
На веранде, на большом столе раскиданы были книги и тетради. Мальчики сидели по двум сторонам стола, один клевал носом над книгами, другой — над раскрытою тетрадкой. Студент Горохов расхаживал взад-вперед по дорожке между цветочными клумбами перед верандой.
Как получалось у них учиться в такой обстановке, Константин Аркадьич понять не мог: цветы, пчелки жужжат, шмели всякие; виноград, веранду увивающий, сонно так листочками колышет; полное расслабление и дремотный покой. Да никакая наука в голову не полезет!
Но – не нашего это ума дело, а нашего ума дело – преступление и все, с оным связанное. Потому Константин Аркадьевич внимание сосредоточил на студенте, заспешившем к ним по дорожке. Довольно – для студента – упитанный молодой человек, вполне обыкновенного внешнего облика, только что усы с бородкою: но то, должно быть, чтобы старше казаться, для авторитету. Лицо круглое, румяное, взгляд с поволокою, так что на политического не похож: политические все больше тощие, сутулые и глаза у них дьявольским блеском горят. Однако же кто их, политических, разберет; а у него, Константина Аркадьича, дело нынче вовсе уголовное. До студента свой черед дойдет, пока же Константин Аркадьевич обратил взор к мальчикам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тени грехов прошлого опутывают их, словно Гордиев узел. А потому все попытки его одоления обречены на провал и поражение, ведь в этом случае им приходиться бороться с самими собой. Пока не сверкнёт лезвие… 1 место на конкурсе СД-1 журнал «Смена» № 11 за 2013 г.
«Тайна высокого дома» — роман известного русского журналиста и прозаика Николая Эдуардовича Гейнце (1852–1913). Вот уже много лет хозяин богатого дома мучается страшными сновидениями — ему кажется, что давно пропавшая дочь взывает к нему из глубины времен. В отчаянии он обращается к своему ближайшему помощнику с целью найти девочку и вернуть ее в отчий дом, но поиски напрасны — никто не знает о местонахождении беглянки. В доме тем временем подрастает вторая дочь Петра Иннокентьевича — прекрасная Татьяна.
Флотский офицер Бартоломей Хоар, вследствие ранения лишенный возможности нести корабельную службу, исполняет обязанности адмиральского порученца в военно-морской базе Портсмут. Случайное происшествие заставило его заняться расследованием загадочного убийства... Этот рассказ является приквелом к серии исторических детективов Уайлдера Перкинса. .
От автора Книга эта была для меня самой «тяжелой» из всего того, что мною написано до сих пор. Но сначала несколько строк о том, как у меня родился замысел написать ее. В 1978 году я приехал в Бейрут, куда был направлен на работу газетой «Известия» в качестве регионального собкора по Ближнему Востоку. В Ливане шла гражданская война, и уличные бои часто превращали жителей города в своеобразных пленников — неделями порой нельзя было выйти из дома. За короткое время убедившись, что библиотеки нашего посольства для утоления моего «книжного голода» явно недостаточно, я стал задумываться: а где бы мне достать почитать что- нибудь интересное? И в результате обнаружил, что в Бейруте доживает свои дни некогда богатая библиотека, созданная в 30-е годы русской послереволюционной эмиграцией. Вот в этой библиотеке я и вышел на события, о которых рассказываю в этой книге, о трагических событиях революционного движения конца прошлого — начала нынешнего века, на судьбу провокатора Евно Фишелевича Азефа, одного из создателей партии эсеров и руководителя ее террористической боевой организации (БО). Так у меня и возник замысел рассказать об Азефе по-своему, обобщив все, что мне довелось о нем узнать.
Повести и романы, включенные в данное издание, разноплановы. Из них читатель узнает о создании биологического оружия и покушении на главу государства, о таинственном преступлении в Российской империи и судьбе ветерана вьетнамской авантюры. Объединяет остросюжетные произведения советских и зарубежных авторов сборника идея разоблачения культа насилия в буржуазном обществе.