Убийство на улице Длинной, или Первое дело Глюка - [26]

— Ах, — замурлыкал Квасницкий, — вот это я понимаю! Научная метода в расследовании преступления! А вы, профессионалы, тычетесь, как котята – вот, учитесь!

— Подумаешь, — протянул Жуковский, — этим всем займется полиция…

— Можно подумать, — фыркнул Згуриди, снял пенсне и опять превратился в горбоносого красавца в слегка измятом белом костюме. — Ничем таким полиция и близко заниматься не будет, не достанет на то ни людей, ни сил, ни желания. Фонтанский участковый пристав пьет горькую – это всем известно. Но попереть его со службы никто не попрет, бо заменить некем. Околоточный надзиратель, может быть и не дурак, но ни опыта у него нет, ни знаний, а есть только служебное рвение и знание установок, спущенных сверху. Есть установка искать политику – он будет искать политику, потому и посадил студента…

— Ну, не посадил еще, задержал только. Не сегодня-завтра выпустит, — вступился за околоточного Жуковский.

— Какая разница! — отмахнулся Згуриди. — Полицмейстер тоже завтра это дело бросит: Вася Шмаровоз возьмет кассу общества "Север" или банк Манераки – и все, полицмейстера поважнее дела затянут. И то – добро бы помещицу ухлопали, госпожу Новикову, тогда еще была бы какая-то надежда, что полиция подсуетится; а так – кому нужна эта старуха-гувернантка? А прокуратура уже составила себе мнение, так что пойдут горничная с лакеем на каторгу за убийство, которое не совершали…

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — процедил Жуковский сквозь зубы. — Если они злодеи, и это будет доказано…

— Да ничего я сказать не хочу! — обычно смугло-бледный, Згуриди слегка порозовел от волнения. — Вы-то докáжете, да так, что хороший адвокат разметёт ваши доказательства вдребезги и пополам, но где прислуге взять деньги на хорошего адвоката? Правосудие! Законность! А прав в России тот, у кого бумажник толще. Ты вот, Квасницкий, над честным таможенником Глюком подхихикиваешь – а ведь я тоже взяток не беру, родители подкармливают. Но родители есть не у всех, а кушать всем хочется, пожирнее и погуще.

— Положим, я тоже не беру, — сказал Жуковский. — И с чего ты взял, что на каторгу пойдут горничная с лакеем? Мне, к примеру, все более этот мальчик подозрителен, Костик. Да и госпожа Новикова тоже. А до правды полиция докопается, не волнуйся, и дело взято под прокурорский надзор, да и ты, насколько я тебя знаю, следователь добросовестный. И Ленчик не даст дремать, пару-тройку статеек тиснет, чтобы подогреть общественное мнение…

— Не тисну, — скромно потупил голубые глаза Леня, — мне полицмейстер запретил.

— Не верю, что докопается, — буркнул Згуриди, и хотел еще что-то добавить, но тут подошел хозяин, заговорил по-гречески, Згуриди ответил, тоже на греческом, и – уже по-русски, друзьям:

— Нас уже просят, заведение закрывается. И вообще, мне домой пора, меня жена ждет.

(Згуриди, единственный из четверых друзей, был женат).

— А Глюка ждет мама, а Жуковского – папа, — подхватил Квасницкий. — И только я, временный сиротка, никому не нужный…

А между тем солнце свалилось уже за деревья, оставив лиловую полосу и позолотив облака на горизонте, над невидимыми из-за зелени крышами Чубаевки, и в жухлой июльской траве уже застрекотали страдающие бессонницей кузнечики, а Глюк раздавил на щеке первого жадного комара.

— Возьмем извозчика, — сказал Квасницкий, когда рассчитались с хозяином (цены здесь действительно оказались низкими, вышло по сорока копеек на нос). — Я плачỳ. Надо же доставить Димочку супруге, а то она обидится, и больше его с нами не отпустит…

Почти уже возле дома, где жил Глюк, Квасницкий вдруг спросил:

— Ну и как, Феликс, тебе заниматься расследованием? Поверил наконец, что ты действительно детектив вроде Шерлока Холмса?

— Я – нет, — мрачно ответил Феликс. — Мама поверила. И потом – я любопытный.

На самом деле Феликс Францевич на себя наговаривал – не страдал он столь распространенным пороком любопытства; но вот поломать голову над загадкой – это было его, и решению головоломок и ребусов, шарад и шахматных задач он посвящал почти весь свой досуг. А чем еще ему было заняться? Телевизоров в те времена не существовало, синематограф Глюк не любил и посещал редко, ни жены, ни любовницы, ни даже любимой девушки он не имел: жениться или завести любовницу ему не позволял недостаток средств, знакомые барышни были просто знакомыми. Пожалуй, Нюточка Белоцерковская нравилась больше других, но — всего только нравилась. Чтение серьезное наводило тоску, несерьезное (бульварные, авантюрные романы etc) заставляло скучать, вот разве что романы полицейские – Габорио, Леру, тот же Шерлок Холмс – то есть, конечно, его отец-создатель Конан Дойл… Но в те времена подобных романов было немного, жанр детектива еще только становился на ноги.

Потому, возможно, так заинтересовал его детектив, "подсунутый самою жизнью", — выражаясь словами журналиста Известина (газета "Бульвар").

Так что же написал Феликс Францевич на полулистах прекрасной белой бумаги, коей снабдил его Жуковский? То, чем по мнению того же Жуковского, должна – и будет – заниматься полиция?

А вот что:

"Жертва: Рено, Матильда Яковлевна, пятьдесят два года, уроженка Лозанны (Швейцария), в России тридцать лет. Женщина с прошлым: как минимум один раз рожала. Скорее всего, до приезда в Россию (?).