Убийство на скорую руку - [5]

— Стакан Рэггли?

— Нет. Это был ничей стакан. Он стоял рядом со стаканом молока, и в нем оставалось еще порядком виски. Мы с вами виски не пили. Хозяин, когда горлопан Джукс вызвался его угостить, попросил «глоточек джина». Так чей же это стакан? Не станете же вы утверждать, что любитель виски скрывался под обличьем мусульманина в зеленом тюрбане?

Или что преподобный Дэвид Прайс-Джонс умудрился запить молоко спиртным и даже не заметить?

— Виски пили коммивояжеры, — возразил инспектор. — Они всегда его заказывают.

— А раз заказывают, то рассчитывают получить свой заказ, — сказал отец Браун. — Но вчера, когда официант перенес всю заказанную ими выпивку в другую комнату, этого стакана никто не хватился.

— Может, официант забыл стакан, — неуверенно сказал Гринвуд. — Забыл, а в другой комнате налил посетителю новый.

Отец Браун покачал головой.

— Примите в соображение человеческую натуру. Я говорю о коммивояжерах. Одни называют людей этого звания «простонародьем», другие — «простыми тружениками». Это уж кто как к ним относится. Для меня они прежде всего — люди бесхитростные. В большинстве своем это славный народ: разъезжают по делам и ждут не дождутся, чтобы снова оказаться дома с женушкой, с детишками. Попадаются негодяи — тот обзавелся сразу несколькими женушками, этот ухлопал несколько женушек. Но главное в них — простодушие. И всегда-то они под хмельком. Не то чтобы пьяны, а именно под хмельком — многие герцоги и оксфордские профессора по сравнению с ними горькие пьяницы. В таком состоянии человек все вокруг замечает и если заметит что-то не то — не смолчит. Вы верно обращали внимание, что, когда человек навеселе, всякий пустяк может развязать ему язык. Стоит бармену перелить пива, так что пена течет по кружке, балагур кричит: «Тпру, Эмма!» или «Вот расщедрился!» Представьте же, что вчера за столом в комнате для коммивояжеров собралось пятеро таких балагуров, а им принесли только четыре стакана. Будут они молчать? Да ни за что на свете! Они поднимут крик. В особенности тот, кого обделили. Англичанин, принадлежащий к другому сословию, стал бы молча дожидаться, когда его обслужат. А этот гаркнет: «А про меня забыли?» или «Эй, Джордж, думаешь, я трезвенником заделался?» или «Слушай, Джордж, я пока еще зеленый тюрбан не напялил!» Но бармену вчера таких замечаний не делали. Поэтому я совершенно уверен, что из забытого стакана пил кто-то другой — кто-то, кого мы в расчет не приняли.

— Кто же?

— Вы опираетесь только на показания хозяина и бармена и совсем упустили из виду слова еще одного свидетеля — мальчугана, который подметал ступеньки. Он уверяет, что какой-то человек заходил вчера в гостиницу и почти тут же ушел. Возможно, он тоже был коммивояжером, но не из той развеселой компании. Ни хозяин, ни бармен его не видели — утверждают, что не видели, — но он как-то ухитрился выпить стаканчик виски «на скорую руку». Назовем его для простоты Скорая Рука. Знаете, инспектор, я редко вмешиваюсь в вашу работу. Я знаю, что при всем своем усердии не смогу справиться с ней лучше вас. Мне еще никогда не случалось обращаться в полицию с просьбой начать розыски, пуститься вдогонку за преступником. Но сегодня я прошу вас именно об этом. Найдите этого человека. Разыщите его хоть на дне морском. Поставьте на ноги всю полицию. Даже если вам придется гоняться за ним по всему свету — найдите эту Скорую Руку. Он нам очень нужен.

Гринвуд в отчаянии схватился за голову:

— Что мы о нем знаем? Только то, что незнакомец скор на руку? Есть у него приметы?

— На нем был клетчатый шотландский плащ. И еще он сказал мальчику, что к утру должен быть в Эдинбурге. Больше мальчуган ничего не знает. По-моему, полиции случалось находить преступников, о которых было известно и того меньше.

— Вы принимаете это дело так близко к сердцу, — удивленно заметил инспектор.

Священник озадаченно морщил лоб, словно и сам дивился своей ретивости. Потом решительно сказал:

— Кажется, вы меня не совсем понимаете. Жизнь каждого человека чего-нибудь да стоит. И ваша, и моя. Все мы для чего-то нужны. Это догмат, в который уверовать труднее всего.

Инспектор слушал со вниманием и явно недоумевал.

— Бог дорожит нами. Почему — одному Ему известно. Но только потому и существуют полицейские.

Полицейский так и не понял, с чего это вдруг Провидение позаботилось о нем. А отец Браун продолжал:

— В этом смысле закон справедлив. Если жизнь человека не безделица, то и убийство не безделица. Нельзя допустить, чтобы творение Божие, созданное в великой тайне, было в великой тайне уничтожено. Однако, — это слово он произнес с особой решительностью, — однако жизни всех людей равноценны только в высшем смысле. А в земной жизни убийство значительного человека — подчас не такое уж значительное событие. Вот вы привыкли различать уголовные дела по их важности. Положим, я, самый обычный, земной человек, узнаю, что убили не кого-нибудь — премьер-министра. Но что мне, самому обычному, земному человеку до премьер-министра? Есть он, нет его — какая разница? Да если сегодня прикончат премьер-министра, перестреляют всех политиков, неужто вы думаете, что завтра некому будет занять их место и объявить, что «правительство прекрасно понимает всю серьезность проблемы и обстоятельно изучает пути ее решения»? Нестоящие они люди, сильные мира сего. Почти все, о ком изо дня в день пишут газеты, — нестоящие люди.