Убийство на поле для гольфа - [15]

И впрямь пожилой садовник катил по аллее тележку с рассадой. Пуаро подозвал его, и он, опустив тачку, прихрамывая, подошел к нам.

– Вы хотите попросить у него сапог и сравнить его с отпечатком, да? – спросил я, затаив дыхание. Моя вера в Пуаро начала возрождаться. Раз он сказал, что следы на этой клумбе необычайно важны, стало быть, так и есть.

– Точно, – ответил Пуаро.

– А что он подумает? Наверное, ему это покажется странным?

– Он вообще ничего не подумает, вот увидите.

Нам пришлось замолчать, так как старик уже подошел к нам.

– Вы звали меня, мосье?

– Да. Вы ведь давно здесь служите, не так ли?

– Двадцать четыре года, мосье.

– Вас зовут…

– Огюст, мосье.

– Я просто в восторге от этих чудных гераней. Право, они превосходны. И давно посажены?

– Довольно давно, мосье. Но, конечно, чтобы клумба всегда имела вид, надо подсаживать свежие цветы, а те, что отцвели, срезать, да еще не лениться и выкапывать старые кустики.

– Кажется, вы вчера посадили несколько новых кустиков, да? Вот там, в середине, и на другой клумбе тоже?

– У мосье острый глаз. Пройдет день-два, и они приживутся. Вчера вечером я посадил по десять новых на каждую клумбу. Мосье знает, конечно, что нельзя сажать, когда палит солнце.

Видно, Огюсту очень польстило, что Пуаро так интересуется цветами, и он охотно разговорился.

– Какой великолепный цветок! Вон там, – сказал Пуаро. – Вы не могли бы срезать его для меня?

– Охотно, мосье.

Старик ступил на клумбу и бережно срезал цветок, который так понравился моему другу.

Пуаро рассыпался в благодарностях, и Огюст вернулся к своей тачке.

– Ну, видите? – сказал с улыбкой Пуаро, нагнувшись к клумбе и рассматривая след сапога, подбитого гвоздями. – Все очень просто.

– А я и не сообразил…

– Что можно не разуваться? Не желаете пошевелить мозгами, а зря. Ну, как отпечаток? Что скажете?

Я принялся внимательно разглядывать клумбу.

– Все следы на этой клумбе оставлены его сапогами, – изрек я наконец после усердного изучения объекта.

– Вы так думаете! Eh bien! Я согласен с вами, – отозвался Пуаро, но как-то безразлично, словно мысли его были заняты уже чем-то другим.

– Во всяком случае, – заметил я, – поздравляю: теперь у вас одним заскоком меньше.

– Mon Dieu! Что за выражение! Что это значит?

– Просто я хотел сказать, что вы можете наконец расстаться с вашей навязчивой идеей по поводу этих следов.

Однако Пуаро, к моему удивлению, покачал головой.

– О нет, mon ami. Теперь наконец я на верном пути. Правда, я еще блуждаю в потемках, но, как я намекнул уже мосье Бексу, эти следы – самое важное и интересное во всей истории! Бедняга Жиро! Не удивлюсь, если он вообще их не заметит.

В этот момент парадная дверь отворилась, и по ступенькам крыльца спустились мосье Отэ с комиссаром.

– Ах, мосье Пуаро, а мы вас как раз разыскиваем, – сказал следователь. – Становится поздно, а я хотел бы еще нанести визит мадам Добрэй. Она, конечно, весьма удручена смертью мосье Рено, но, может быть, нам повезет и мы от нее получим ключ к разгадке этой трагедии. Возможно, мосье Рено именно ей доверил тайну, которую скрывал от жены. Ведь он был так страстно увлечен мадам Добрэй. Уж нам-то с вами известно, что в таких случаях даже самые сильные и твердые из нас теряют голову.

Мы молча присоединились к ним. Впереди шли Пуаро со следователем, а мы с комиссаром немного поотстали.

– Не сомневаюсь, что в основном Франсуаза рассказала нам все как было, – сообщил он мне доверительно. – Я тут навел кое-какие справки по телефону. Оказывается, за последние шесть недель, то есть с тех пор, как мосье Рено поселился в Мерлинвиле, на банковский счет мадам Добрэй трижды поступали крупные суммы денег. В общей сложности двести тысяч франков!

– Господи! Да ведь это же около четырех тысяч фунтов! – подсчитал я.

– Совершенно верно. Да, мосье Рено, вероятно, совсем потерял голову. Остается выяснить, доверил ли он ей эти секретные документы. Следователь преисполнен надежд, но я не разделяю его настроений.

Беседуя, мы шли по тропе по направлению к развилке, где днем останавливался наш автомобиль. Тут-то я и сообразил, что вилла «Маргерит», где обитает таинственная мадам Добрэй, это и есть тот самый домик, откуда появилась девушка, поразившая меня своей красотой.

– Мадам Добрэй живет здесь уже много лет, – сказал комиссар, кивнув в сторону дома. – Живет тихо и скромно. Кажется, у нее нет ни друзей, ни родственников, только те знакомые, с кем она поддерживает отношения здесь, в Мерлинвиле. Она никогда не говорит о своем прошлом, о муже. Неизвестно даже, жив ли он. Понимаете, ее окружает какая-то тайна.

Я кивнул, мое любопытство росло.

– А… ее дочь? – отважился спросить я наконец.

– Прекрасная молодая девушка! Скромная, набожная, словом, все как полагается. Жаль ее, ведь она-то может и не знать ничего о прошлом своей семьи, но тот, кто захочет предложить ей руку и сердце, вправе рассчитывать, что его посвятят в семейные дела, и тогда… – Тут комиссар с сомнением пожал плечами.

– Но ведь это не ее вина! – воскликнул я, чувствуя, как во мне закипает гнев.

– Разумеется, но что вы хотите? Обычно мужчины очень щепетильны, когда дело касается родственников будущей жены.