Убийство на острове Марты - [79]

Лейтенант Фишер отстал от него всего на какой-нибудь ярд. Он был в полной амуниции и походил на утопающую крысу. Они помогли мне добраться до берега и только потом посмотрели на грозовое небо.

— Аэростат окажется там уже через минуту! — вскричал Питер.

Превозмогая боль, я тоже взглянула вверх. Аппарат уже поднялся на несколько сотен футов, и теперь быстро двигался к эпицентру грозы, который был всего в полумиле. Яркие желто-зеленые и голубые тона составляли резкий контраст с свинцовыми облаками. Я разглядела крошечную фигурку в гондоле и улышала свой собственный голос:

— Эсси! О Боже! Эсси…

Питер пытался меня увести, я сопротивлялась.

— У нее есть пистолет, — рыдала я. — Она силой заставила меня сесть в гондолу.

Мы подождали какое-то время. Питер поддерживал меня за плечи. Аэростат быстро уменьшался в размерах, и вот уж его не стало видно вовсе. Он скрылся среди страшных клубящихся туч, где непрерывно сверкали молнии.

Упали первые капли дождя.

— Где Эстелла Перкинс? — строго спросил у меня Фишер. Он снова превратился в полицейского. — Вам известно что-нибудь о ней?

— Мы нашли ее машину у дома Оуэна, — пояснил Питер. — Хедер нам сказала, что вы поехали в «Руккери».

Я отрицательно покачала головой — местонахождение Эстеллы было мне неизвестно.

Из дома Эсси послышался голос полицейского.

— Здесь никого нет, лейтенант!

— Думайте! — повернулся ко мне Фишер. — Ее нет в усадьбе Фулера, она должна быть где-то здесь.

Как будто я была в состоянии думать! Эстелла могла быть где угодно…

Мы стояли у траулера. Приливная волна с легким шумом била в его корму. Эсси говорила, что заперла Эстеллу в надежном месте… Я посмотрела на мрачный темный остов судна и вспомнила, как однажды, осматривая ловушки на омаров, Эсси кивнула головой в сторону кормы: «Ее затопляет каждый раз в конце прилива, и рыбы съедают добычу, если не вынуть ее вовремя».

— Она там? — требовательно спросил Фишер.

Я этого не знала.

С удивившим меня проворством Фишер поспешил на судно, взяв у своего помощника карманный фонарик. В одну минуту он осмотрел надпалубные сооружения, потом прошел к носовому люку. Включив фонарь, он заглянул в люк и опустил крышку; потом прошел по гнилым доскам палубы к заднему люку и открыл его.

На этот раз фонарик ему не понадобился: вода поднималась вровень с краями люка, и в ней, лицом вверх, плавали две женщины: одна из них Эстелла Перкинс, раненная в грудь и, по-видимому, еще в сознании. В наполовину разложившемся трупе с трудом можно было узнать Грейс Чедвик, умершую пять лет назад.

На свое счастье, я ничего этого не видела.

Эпилог

Однажды мне случилось проезжать по Ти-лейн мимо усадьбы «Марч Хаус». Всегда грустно смотреть на заброшенный дом с заросшими дорожками и лужайками, с клумбами, заглушенными сорной травой и колючим кустарником, с хлопающими ставнями и облезшей краской на стенах.

Однако есть дома, которые не выдерживают ударов судьбы и сдаются. Некогда горделивый семейный дом становится гостиницей либо придорожной харчевней. Его стены больше не греют постоянных хозяев, платящих ему заботой и любовью; они теперь служат лишь для мимолетного удовольствия бесконечного потока туристов, для которых остановка здесь — лишь краткий эпизод.

«Марч Хаус» теперь гостиница, носящая название «Ти Лейн», слишком, пожалуй, для нее претенциозное. Теперь здесь с июня по сентябрь живут чужие люди, занимающие спальни; веранда и передняя гостиная, превращенные в ресторан, заполняются по вечерам посетителями из Эдгартауна и других мест, которые приезжают сюда отведать изысканной и дорогостоящей морской кухни, не подозревая, к своему счастью, о разыгравшейся здесь трагедии.

Элджер Микель с семьей так и не переехали в старый дом — Хедер не захотела и слышать об этом. Я ее понимаю. «Не могу себе представить, как я буду смотреть на тот злосчастный сарай, не говоря уже о том, чтобы войти в него, — заявила она. — Артур Хестон будет постоянно видеться мне. А пруд? Бедная Роза…»

Их денежные дела были запутаны. Элджер продал усадьбу какому-то нью-йоркскому синдикату, а они с Хедер купили меньший по размерам, но гораздо более уютный дом в Уэст-Тисбари. Элджер перенес симпатии, которые он питал к усадьбе Грейс, на новое жилище.

Я пролежала десять дней в больнице. Не прошло и суток, как ко мне заявился Элджер. Хедер со слезами на глазах призналась мне, что все это время он прятался у меня на чердаке, в доме на Уотер-стрит. Я была слишком измучена, чтобы всерьез и долго на нее сердиться. Элджер извинился передо мной за невольный обман, и я постаралась обратить эту нерядовую ситуацию в шутку. И то сказать, я была не единственной, кого провели за нос. Лейтенант Фишер чувствовал себя посрамленным куда больше, чем я: серьезно пострадало его представление о собственной значимости и профессиональная гордость.

Прошло немало времени, прежде чем я встала на ноги после моих злоключений. Телесные раны зажили довольно быстро, хотя до конца лета моя рука оставалась в гипсовой повязке, а шея — в «воротнике». Но психологически я была совершенно выбита из равновесия. Виной тому было не только предательство Эсси — вдребезги разбились все мои мечты и надежды. Никому и ничему не нравится уходить со сцены: весна и лето весьма неохотно уступают свое место осени, еще в большей степени это справедливо в отношении нас, женщин. Наши с Эсси полеты значили для меня слишком много, давая ощущение молодости. Я держалась в седле до последнего: с одной стороны, я не скрывала своего возраста, каждое лето привозя с собой внучат, а с другой стороны, отвергала звание бабушки, предпочитая, чтобы меня принимали за их мать. Я хотела усидеть между двух стульев.