Убийство на экзамене - [8]

– Если он умер сам, это еще полбеды. Если его убили, то подозревать придется триста человек. А его наверняка убили, вон какой цвет лица…

Мы были чрезвычайно озадачены. В голове мелькали беспорядочные мысли о тюрьме, сокрытии трупа, многочасовых допросах, пытках и залах суда. Зачем я только согласилась сюда перейти! Впрочем, тогда бы Ленка страдала в одиночестве…

– Что делать? – выдавила я.

– Свалить проблему на начальство, – пробормотала она. – Бежим в штаб! По нормальной дороге! Нет, я одна пойду. А ты стой здесь и карауль труп, – добавила она и рванула в сторону перехода в другой корпус.

«Карауль труп», надо же такое сказать! Можно подумать, он полежит и уйдет. Я послушно осталась рядом с министром (теперь я стала Притрупником при высоком чине, какой быстрый карьерный рост) и на всякий случай пощупала его снова. Совсем ледяной. В такую жару самое то. Почему же у него такое розовое лицо? Не всякий живой может похвастаться таким цветом.

Значит ли это, что он подвергся действию какого-то яда? Я присмотрелась повнимательнее. Версия естественной смерти таяла на глазах. Во-первых, министру было примерно сорок пять лет, он был высоким и хорошо сложенным, здоровым на вид, поэтому внезапная смерть не вызывала доверия. Во-вторых, умер он очень быстро, раз никто ничего не знал об этом. Скорее всего, виноват был токсин.

Какие яды обладают таким действием? Тяжелые металлы и ароматические углеводороды отпали в четвертьфинале, потому что провоцируют долгую смерть, а в случае применения упомянутых углеводородов от покойника должен исходить характерный запах. Прижигающие яды типа щелочей и кислот также не выдержали испытания.

Я принюхалась. Единственное, что я ощущала, это странноватый дух едкой свежести, напоминающий мятные конфеты или жвачки в огромной концентрации. Может, за министром недоглядела его синяя тетка, он сожрал две пачки мятных конфет разом и умер от этого? С дурака станется. Или его так настырно угощали в штабе…

Какая только глупость в голову не придет! Нечего сказать, экзамен, на нем положено тормозить и нести чушь.

Единственные яды, которые обладают свойством окрашивать покойника в розовый – это группа всевозможных цианидов и синильная кислота, их непосредственный газообразный родственник. Возможно, его отравили синильной кислотой? Событие маловероятное. Равно как и смерть министра на экзамене в коридорчике. Никакого запаха миндаля я не ощущала, как ни принюхивалась, а вот запах мятных конфет был. Возможно, это и есть признак отравления цианидами? Вдруг я просто плохо или неправильно его ощущаю? Не все люди способны его вообще чувствовать, судя по учебнику токсикологии.

Но кто и как его прикончил? Почему именно здесь? Почему он один здесь болтался без сопровождающих? Слонялся, как потерявшийся турист? Где в этот момент был Отвлекающий? Почему министр лежит в странной позе, приподняв одну руку?

– По коридору до конца, – раздался тихий нервный голос Ленки. Затем – топот людей из штаба. За ними почему-то семенила общественный наблюдатель, которая впоследствии осмотрела покойника не хуже заправского врача. А пока я встала над телом, будто пойманный с поличным преступник. Бумажки от умотавших пораньше отчаянно мешались в потных руках.

Как и ожидалось, тело осмотрели все подряд. Затем уставились на меня, как будто я была музейным экспонатом. Еще немного, и со мной стали бы фотографироваться.

– Что делать будем? – спросила раздосадованная Ирина Владимировна, уперев руки в бока. – Помер – это я вижу. Черт бы его побрал. Но что с экзаменом? Если вызвать все службы сейчас, они нам сорвут всю процедуру проведения. А какие бумажки надо оформлять, когда экзамен завершается досрочно и массово, я не знаю. Не было таких инструкций. И случаев таких не было! Черт побери, сплошные проблемы с этим экзаменом!

Она была не напугана, а рассержена. Странная реакция. Впрочем, когда ученик недавно пытался выбить мне глаз, я тоже продемонстрировала неуместные реакции. Хихикала, размахивала руками и вообще паясничала, рассказывая об этом завучу. Да что там я с невыбитым глазом, но Ирина Владимировна производила впечатление человека здравомыслящего и поэтому обыкновенного. А обычные люди пугаются, завидев мертвеца. А если это труп высокопоставленного человека, да еще и на твоей территории, то можно с полным правом запаниковать.

Цокотящая мадам, однако, оставалась собранной и сдержанной. Потому что не ей оформлять эти сотни бумажек.

– Когда закончится экзамен?

– В лучшем случае через полтора часа, – ответила Ирина Владимировна, взглянув на наручные часы, – но наверняка все употеют в кабинетах и сдадут работы раньше.

– У меня есть мысль, – авторитетным тоном начала Цокотящая. Все посмотрели на нее, как на обладателя целой мысли. – По этой лестнице никому бы в голову не пришло ходить, – тут она неодобрительно покосилась на нас, – поэтому мы должны сделать вид, что тело не нашли до самого конца экзамена.

Ленке, как приверженцу всех юридических формальностей, стало не по себе. Мне тоже не улыбалась перспектива стать заговорщиком, но в противном случае экзамен мог сорваться. А это значило проведение процедуры заново. Следовательно, нужно извещать московских начальников о случившемся, переносить процедуру, потому что в оцепленных корпусах экзамены не проводятся, кроме того, остается открытым вопрос для нашего министерства, что делать с теми, кто написал работу – засчитывать или нет… С этой точки зрения вполне можно было понять состояние Ирины Владимировны, которой на редкость не повезло. Возможно, она жалела, что трупом стал министр, а не она сама. С моей же точки зрения был еще один аргумент в пользу задержки расследования. Министр убит с вероятностью почти сто процентов. Его нахождение на нашем участке явно не в нашу пользу. Если мы сделаем усилие и поймем, кто его убил, то сможем отбелить свою репутацию в глазах следствия.