Убийство на Дворянской - [6]

– Ну, оклейщики, видимо, благодарят, копейку несут… Как, вообще, служба, рядовой Неклюдов? Будочники в народе не в чести. Вас обвиняют в сообщничестве с ворами, хранении награбленных вещей, скупке краденных золотых и серебряных изделий, незаконной продаже вина. Говорят, вздохнуть людям не даете, каждый день тащите за шиворот к квартальному ни в чем не повинных.

Отставной солдат нахмурился и, сдунув со щеки надоедливую муху, прохрипел:

– Наговоры одни, чево там. Я, к примеру, двух воров в каталажку свел, грабителя схватил, конокрада прищучил… Какие-то награбленные вещи, продажу вина придумали… Ежели я, что и продаю, то табак нюхательный, местный, забористый. Сижу в будке да перетираю… А про притеснения ни в чем не повинных, я вот как скажу. Нечево людям песни орать и толпой собираться! От этого шум происходит, дебоши! Мне все равно, ково хватать за шиворот, лишь бы тишину блюсти, порядок. Нет документа – на сьезжую! Я не допущаю, ежели без виду. Потому до беды недалеко, до дебошу. Нешто можно дозволять, чтоб народ волю имел? Мещане разные да однодворцы глупы, пробки дубовые, ничево не понимают. И ежели я их учу, алебардой охаживаю, за шиворот к квартальному волоку, то по делу, для них же польза. Без этова, вашбродь, невозможно. Посидит, будем говорить, раз-другой в холодной, покумекает, глядишь, набрался уму-разуму. Народ не должон безобразить, потому ущерб для города. Я не терплю этова, ни Боже мой!..

Долго будочник поверял душу дворянину, вспоминая случаи задержания подозрительных лиц, «людей без вида», пьяниц, весельчаков. До тех пор, пока Митрофан не подогнал к караульной будке бричку с новой передней осью. Хитрово-Квашнин распрощался с суровым инвалидом, забрался на сиденье и приказал кучеру править к Евдокиевскому кладбищу. Не отъехал он от шлагбаума и тридцати саженей, как сквозь перестук копыт и колес до него донесся хриплый голос:

– Куды?.. Вам говорю, черти каторжные!.. У меня, что б тихо в штофной лавке! Не безобразить, не заводить дебошу!..

Бричка, покачиваясь, плавно катила по Усманской. Слева тянулись усадьбы восьмидесятого квартала, справа восемьдесят первого. Остался позади дом купца Василия Комарова, торговца мясом, женившегося первым браком на дочери брата городского головы, Марфе Голиковой. Проехали деревянные покои с садом, конюшней и каретным сараем стоимостью в 750 рублей серебром купца Дмитрия Неверова, дома торговцев Сулимских, Голиковых, Терпуговых. Миновали недавно построенную Покровскую церковь, стены которой мастерски расписал крепостной художник помещика Вельяминова, ветхий двухэтажный дом купца Расторгуева, о продаже коего упоминалось в «писульке» на стене караульной будки, пересечения Усманской улицы с Площадной и Базарной. Достигнув углового дома купца Ослина, бричка свернула на Воронежскую и, оставив справа Старобазарную площадь, а слева – Верхний пруд, поднялась по Соборному спуску и, следуя по Лебедянской, добралась до погоста. Он возник в самом начале века, став кладбищем соборного Христорождественского храма. На нем нашли последний приют представители многих дворянских фамилий, имевших отношение к Петродару и уезду.

Хитрово-Квашнин оставил бричку и, опираясь на трость, прошел через калитку на территорию кладбища, в центре которого высилась привлекательная Евдокиевская церковь. За незавершенной каменной оградой властвовала тишина. Ее нарушал лишь шорох прошлогодних листьев под ногами. Повсюду стояли гранитные и мраморные памятники с надгробными надписями и дубовые кресты с медными табличками. Одни эпитафии, написанные безыскусно и лаконично, не вызывали никаких чувств, другие пробирали до глубины души, как то: «Сильнее смерти только память», «И сердцу больно, и горю нет покоя», «Любимый человек не умирает, он с нами просто жить перестает». М-да… Где-то недалеко от входа был погребен генерал-майор Гаврила Ильич Бибиков, сражавшийся под началом великого Суворова с турками. Его сестра, Екатерина Ильинична, стала супругой не менее великого Светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова! Отдыхая на здешних Водах, предводитель дворянства Богородского уезда умер 16 июня 1803 года. Потом его прах был перенесен в Москву, в Новодевичий монастырь… Здесь могила надворного советника Михаила Филипповича Прибыткова, отца моего соседа, поручика Филиппа Прибыткова… Тут место упокоения Анны Михайловны Матвеевской, урожденной Сумароковой, жены коллежского асессора Семена Ивановича Матвеевского. Владения ее родителя, премьер-майора Михаила Никифоровича Сумарокова, в свое время также соседствовали с нашей Харитоновкой. Почти рядом похоронен один из первых директоров здешнего курорта надворный советник Иван Павлович Рудановский, скончавшийся 29 июля 1812 года в возрасте 50 лет.

ГЛАВА 3

Хитрово-Квашнин миновал еще несколько захоронений и остановился перед двумя высокими крестами. Сняв с головы форменную уланскую фуражку, он тихо проговорил:

– Ну вот, наконец, и могилки деда и бабушки, cекунд-майора Авксентия Евстафьевича Хитрово-Квашнина и Софьи Федоровны, урожденной Cеченовой… Бабушка ушла из жизни в конце марта 1817 года, а дед… дед – годом позже. Дубовые кресты, натурально, потемнели от времени, поросли снизу мхом, но стоят твердо!.. Что ж, мои славные, вот я и заглянул к вам. Всегда буду помнить, как вы любили меня и баловали в детстве, как хотели, чтобы у меня все сложилось в жизни, как холодными зимами мы дружно жили в доме на Дворянской, купленном у сенатского регистратора Зацепина. Его я перед отъездом в Нескучное продал дворянам Снежковым. Они и сейчас в нем хозяйничают, а не Беклемишевы, как ошибочно утверждал в Отраде штаб-лекарь Вайнгарт. Теперь вот пристала мне нужда купить в Петродаре новый дом. Буду по осени переезжать в город, а по весне возвращаться в Харитоновку… Давайте-ка, я приберусь у вас немного… Сколько цветов?! Их еще сажала моя Ирина Григорьевна, царствие ей небесное. Красоту эту, конечно, оставлю, а вот прошлогоднюю жухлую травку да разный сорняк сорву… Ну, вот, совсем другое дело!.. В Харитоновке, доложу вам, все порядке. На часть клада, обнаруженного в Отраде, выстроил дом лучше прежнего, каменный, с каменными же службами. Крестьян прибавилось, теперь их вместе с дворовыми почти двести душ… Земли предостаточно, излишек сдаю на долгосрочной основе однодворцам. Что еще?.. Ерофей, наш старый камердинер, слава Богу, живехонек, и прекрасно управляется со своими делами! Все просит купить ему ботинки с бантами и большими пряжками… Да, вот что, бабушка, внучка твоей подруги капитанши Хлусовой, Татьяна, связалась с каким-то усманским мещанином, под венец с ним пошла, ребенка родила. От дворянского воспитания и следа не осталось. Речь как у завзятой мещанки, целым днями на базаре, то зеленью, то семечками, то квасом торгует. Ведет нетрезвый образ жизни, бранится, опустилась донельзя. Как-то поговорил с ней обо всем этом, но без пользы, встала в позу и давай винить во всех грехах дворянство… Говорю, а сам думаю, зачем? Вы с небес-то все видите, все понимаете… Ну вот, пожалуй, и все. Пора мне, мои дорогие.