Убийство на дуэли - [52]

– Вот что, Степан, бери-ка одну лошадь да скачи на ближайший постоялый двор, привези кого-нибудь на подмогу, – решительно проговорила я.

Кучер нерешительно взглянул на лошадей, затем на меня.

– Эх, – махнул он огромной рукой. – Видать, делать-то действительно нечего, – проговорил он и принялся распрягать лошадь.

Вскоре он уже сидел верхом.

– Я уж постараюсь побыстрее управиться, барыня, – пообещал Степан и, стегнув лошадь кнутом по крутому боку, пустился вскачь.

Мы же втроем снова забрались в карету и принялись ждать.

Дождь продолжал стучать в оконца и навевал грустные и тоскливые мысли. Сначала мы вели неспешную беседу, но потом, когда говорить стало не о чем, всех нас начала охватывать легкая дрема…

Внезапно сквозь шум дождя до меня донесся бешеный стук копыт. Сашенька тоже его услышала и открыла глаза.

– Степан возвращается, – обрадовано проговорила она.

– Сейчас посмотрим, – отвечала я, открывая дверь кареты.

По дороге в нашем направлении действительно несся всадник. Однако это был не Степан. Вместо рубашки на худом теле его болтались какие-то лохмотья. На изможденном лице его лихорадочно горели огромные глаза, и все лицо было покрыто давней щетиной.

Мне трудно словами описать собственное изумление, когда в этом, на первый взгляд, сумасшедшем всаднике я узнала Евгения Александровича Мохова. Завидев нашу карету, он принялся что-то неистово кричать, размахивая над головой одной рукой. Сначала я не могла разобрать ни одного слова, настолько неразборчивыми были эти вопли.

Тем временем всадник был все ближе и ближе.

– Люди, спасите! – вопил Мохов. – Люди!

Вскоре он доскакал до нашей кареты, да так стремительно, что я испуганно шарахнулась от него к грязному колесу, тут же испачкав юбку серой мокрой глиной.

Однако успевшая вылезти из кареты Шурочка, к моему удивлению, нисколько не растерялась. Наоборот, моя смелая подруга кинулась к взмыленному коню, пытаясь схватить его за уздечку. Я в ужасе закрыла глаза, казалось, взбесившееся животное вот-вот раздавит хрупкую фигурку Сашеньки. Но не тут-то было. Шурочке все-таки удался виртуозный трюк, она сумела схватить лошадь.

– Стой, скотина! – что есть сил завопила она.

Когда я сейчас вспоминаю тот момент, то на ум мне приходят слова нашего поэта Николая Алексеевича Некрасова, как нельзя более точно описавшие характер русской женщины: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Правда, эти строки были написаны гораздо позже рассказываемых мною событий, но они изумительно подходят к той ситуации.

Вот это и есть тот момент, о котором я предупреждал уважаемого читателя. А именно, читая эти строки, я невольно усмехнулся бабушкиной фантазии. Без слов понятно, что моя родственница не только приукрасила события, но и сделала свою подругу просто героиней. Возможно, на самом деле Шурочка и умудрилась остановить взмыленную лошадь, однако вряд ли она делала это, когда лошадь неслась во весь опор. Но как происходило все на самом деле, мы уже никогда не сможем узнать. Об этом мы можем только догадываться. Прошу простить, я снова отвлекся, хотя и меня греет слащавая мысль, что читатель уже привык к моим вмешательствам.

Сашенька полностью оправдала слова поэта и показала себя истинной русской женщиной.

Как только лошадь остановилась, Мохов буквально повалился с нее в грязь, тяжело дыша и размахивая руками. Я все еще стояла с широко раскрытыми глазами, всеми силами стараясь оправиться от шока, который произошел со мной после всего увиденного. Я даже не заметила, как на мой крик под дождь вылез Артемий Валерьевич и бросился к Шурочке и Мохову.

В чувство меня привел крик Сашеньки.

– Катя! – закричала мне подруга. – Ну что же ты стоишь? Помоги нам поднять его.

Я стремительно кинулась к ним. С большим трудом нам удалось несколько упокоить Мохова, который все еще продолжал что-то кричать и закрывать лицо испачканными грязью руками. Мы изо всех сил старались объяснить ему, что здесь никакой опасности нет.

– Не надо, – причитал Евгений Александрович. – Не трогайте, отпустите.

– Евгений Александрович, – серьезно, но медленно и по слогам произнесла Сашенька. – Никто вас не тронет. Вы в безопасности. Вы меня понимаете? – она посмотрела в безумные глаза помещика.

Мохов внезапно замолчал, посмотрел на Шурочку, потом перевел испуганный взгляд на меня. Наконец, во взоре его промелькнул слабый проблеск сознания. Он узнал нас.

– Катерина Алексеевна? – он с недоверием таращился на меня. – Вы ли это?

– Слава богу, узнал, – всплеснула руками Шурочка. – Это она, Евгений Александрович, а я ее подруга.

– А вы, стало быть, Сашенька? – проговорил Мохов.

– Сашенька, Сашенька, – радостно закивала головой Шурочка, а затем окинула Мохова изучающим взглядом. – Боже, да вы откуда в таком виде?

Мохов даже не ответил на вопрос. Казалось, он вообще не осознает происходящего вокруг себя. Глаза его бегали из стороны в сторону, как у затравленного погоней зверя.

– Боже мой, да не молчите же вы, – тем временем дергала его Сашенька.

Однако Мохов снова промолчал, не замечая лепетания трясущей его девушки. Затем он дернулся, огляделся и, наконец, повернулся ко мне.