Убийство моей тетушки. Убить нелегко - [64]

Естественно, мой лечащий врач решил проверить все свидетельские показания, касавшиеся времени. Кухарка прикидывала наобум: «пять минут», «десять минут». Могла ошибаться. Но тут, как ни странно, нашлась возможность узнать все точнее.

Помните, Эдвард несколько раз отмечал, как быстро приехал доктор? (Кстати, тот и вправду летел сломя голову, подвергая опасности свою жизнь!) Поэтому-то у моего друга и засел в памяти тот факт, что звонок раздался ровно в пять минут пятого. По крайней мере, трубку он положил точно в это время. Значит, начался разговор где-то в 16.03. От силы – в 16.02. Разговаривая с Эдвардом, Спенсер полагал, что катастрофа случилась еще тремя или четырьмя минутами раньше, – по крайней мере, так получалось со слов звонившего. Именно это навело доктора на мысль, что я опаздывала на совещание в лечебнице, назначенное на четыре. Опаздывала всего на минуту или две – ничего примечательного, если бы не моя знаменитая, просто дьявольская пунктуальность. Наверное, многие от нее даже подустали.

Разумеется, Эдвард выдвинул насчет моего мнимого опоздания весьма здравое объяснение. Я, дескать, завозилась с гороховой плетью (а племянник «смотрел на меня со склона холма» вместо того, чтобы помогать, – тоже весьма правдоподобно. Его никогда нет рядом, когда нужно работать). Однако, когда Спенсер в моем присутствии заметил, что я, видимо, задерживалась, это меня так возмутило, что, по его утверждению, даже вызвало новое повышение температуры, чуть ли не рецидив!

Доктор был впечатлен и отправился в город потолковать с Гербертсоном. А Гербертсон, знаете ли, – типичный валлиец. Не только внешностью, манерами, поведением (смуглый, хмурый, скрытный коротышка, колени всегда чуть согнуты – всю юность лазил по холмам), но и характером. Если один раз убедится, что вы его друг и всегда поступите с ним прямо и честно, то в лепешку для вас расшибется при необходимости. Но заденете его, наступите на больную мозоль – тогда всё. Сами станете для него больной мозолью. Эдвард ею, безусловно, стал и навсегда остался (в общем и целом – заслуженно). Именно Гербертсону тот водевиль с бензином доставил самое большое удовольствие.

Когда доктор Спенсер попросил продемонстрировать ему бренные останки моего автомобиля, которые славный малый извлек из Лощины и оттащил к себе в гараж, у того на лице отразилось огромное облегчение.

– Да уж, пожалуйста, сэр, буду рад, очень даже рад показать вам, во что превратилась машина мисс Пауэлл. И очень прошу вас, сэр, самому там все осмотреть, о-очень внимательно осмотреть – а уж потом я вам кое-что покажу.

– Как скажете, Гербертсон. Но почему? Вы же не предполагаете услышать от меня о разбитых машинах что-то, чего сами не знаете? Собственно, меня интересует только одно – встроенные часы на приборной панели.

– Часы? – Гербертсон склонился над искореженной бесформенной грудой металла. – Наверняка их выломало с корнем. Думаете, их можно опять завести?! Да вот они! Смотрите, остановились на без семи четыре. Судя по их виду, не думаю, что они теперь когда-нибудь дойдут до полного часа. Но лучше возьмите их сами, сэр, и покажите мисс Пауэлл.

– Именно так и поступлю. Гербертсон, вы сообщили мне все, что я хотел знать. Однако вы еще что-то собирались мне показать?

Хозяин гаража почесал затылок.

– Вот что, – произнес он наконец. – Кажется, выходит, я сказал вам то, что вам было нужно, но сам не знаю, что вам было нужно. А вы не сделаете то же для меня?

Доктор Спенсер добродушно рассмеялся:

– Договорились, Гербертсон. Но я ведь вам все-таки указал на нечто определенное – часы. А вы мне на что укажете?

Автомеханик помрачнел:

– На тормоза, сэр. На тормоза!

Несколько минут спустя у доктора Спенсера был уже не менее серьезный и озабоченный вид.

– Вы правы, Гербертсон. Ни случайные камушки на дороге, ни что-то другое в этом роде не оставили бы таких ровных порезов. И таких свежих.

– Вот именно. И вот еще послушайте – здесь за отгадкой далеко ходить не надо. Может, я простой работяга, всего лишь управляю Уиннландским гаражом и ничего сверх этого, так что некоторые разборчивые звереныши у меня даже заправляться брезгуют. Но глаза у меня есть, и мозгов тоже хватает.

– Несомненно, Гербертсон, все это так. Прибавьте еще умение держать язык за зубами. Доказательств нет, но если ваша отгадка верна (а ведь вы понимаете: без серьезных подтверждений это всего только догадка), то право решать, как поступить, принадлежит мисс Пауэлл.

Гербертсон показал себя настоящим человеком. Благородным человеком. Как я впоследствии узнала, он искренне считал, что превратится в соучастника, если скроет факты, и что рано или поздно его за такое засадят в тюрьму. Но тем не менее он изъявил готовность оставить дело на усмотрение доктора Спенсера и мое. Почему? Просто потому, что безоговорочно нам доверял.

Глава 3

После таких открытий мой добрый друг счел себя обязанным поделиться ими со мной – тем более что, по его мнению, я уже достаточно оправилась от шока после аварии, чтобы выдержать новый удар.

Естественно, поначалу я отказывалась верить. Никогда в жизни не питала особых иллюзий относительно привязанности Эдварда ко мне, однако одно дело, осознавать черную неблагодарность и отсутствие любви, а другое – поверить, что тебя готовы убить. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что, наверное, держала племянника на слишком коротком поводке. Ну, в своем роде. А в другом роде, наоборот – поводок оказался недостаточно коротким и не сработал.