Убийство и Дама пик - [10]

В общем, он с полным на то основанием мог применить к себе стихотворение кого-то из классиков: «О, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней!» Двадцать с лишним лет тому назад, когда он женился в первый раз, все было совершенно по-другому. Они оба были слишком молоды и — что еще хуже слишком разные. Жена происходила из старой интеллигентной семьи, а он даже не знал своих родителей. Да и что мог предложить выпускник школы милиции? Живи они отдельно, все, возможно, и утряслось бы, но он пришел в семью жены примаком, о чем постоянно напоминала теща. Да еще ребенок… После одной не слишком красивой сцены Павел собрал свои нехитрые пожитки и хлопнул дверью. Потом развелись уже официально. А он был настолько молод и глуп, что не настоял на своем законном праве: видеться с сыном. Честно говоря, ни единой попытки не сделал…

Почему он именно сегодня вспомнил о делах давно минувших дней? Наверное, потому, что жизнь круто менялась. А еще потому, что его действительно беспокоили некоторые странности в поведении Милочки. Она почему-то перестала говорить с ним о своей книге, хотя это было делом всей ее жизни, уходила в свои мысли, отвечала невпопад… Существование другого мужчины исключалось — он слишком хорошо знал кристальную чистоту своей любимой. Так что же тогда?

Зазвонил телефон, вырвав Павла из размышлений, и он поспешно схватил трубку. Милочка? Предупреждает, что задерживается?

— Слушаю вас, — почти спокойно сказал он. В трубке была тишина — абонент на другом конце провода сдерживал дыхание, не желая говорить. Такие нюансы Павел различал чисто автоматически. Поклонник? Или не туда попали? Он подождал еще какое-то время, потом попросил:

— Перезвоните, пожалуйста, вас не слышно. — Перезванивать, однако, не спешили. Что ж, значит, ошиблись. Наверняка ошиблись. Не станет Милочка заводить романы за его спиной. Не тот случай.

Милочка была первой, на ком он захотел жениться после краха первой семьи. Что там захотел — просто мечтал об этом. Она была еще так молода, у них вполне могли родиться дети. А ему всю жизнь не хватало семейного тепла и уюта. И каждый новый шаг на пути к совместной жизни — официально совместной, гражданский брак его ни в коем случае не устраивал, — воспринимал как счастливые вехи. Милочка позвонила ему по собственной инициативе. Милочка позволила остаться у нее на ночь, Милочка дала ключи от своей квартиры, Милочка познакомилась с его друзьями… Все это казалось ему триумфальным шествием к маршу Мендельсона и обручальным кольцам.

Правда, он слегка побаивался знакомства Милочки с Наташей. Слишком уж они были разные. Наталья к тому же могла выпалить что-нибудь насмешливо-ехидное и обидеть человека, сама того не желая.

К счастью, Милочкиного такта хватило на двоих. Тем не менее Павел старался не оставлять их с глазу на глаз — во избежание, так сказать. Бог знает, что способна ляпнуть Наталья в самый неподходящий момент! Конечно, потрясение, которое она не так давно перенесла, ее несколько оправдывает, но это вовсе не значит, что Павел готов был пожертвовать Милочкиным спокойствием и потакать Наташиным причудам. Для этого есть Андрей, который во всех этих играх, кажется, просто купается. Воистину любовь зла… Черт побери, где же Милочка?

В этот момент повернулся ключ во входной двери. Павел мысленно обругал себя: вот болван, сидел и придумывал невесть что, вместо того чтобы приготовить ужин. А теперь его к плите не подпустят, потому что для Милочки «святые женские обязанности» — это действительно святое, и готовит она с такой же тщательностью и вдохновением, как работает над своим романом. Впрочем, она все так делает…

— Освободился пораньше, — сказал Павел, выходя из комнаты в коридор. Привез тебе фруктов. Устала?

Почему-то он всегда говорил с ней телеграфным стилем. А быть может, вообще не умел красиво говорить. И уже никогда не научится, судя по всему.

Милочка чмокнула его в щеку и негромко сказала:

— Спасибо, Павлик. Опять меня балуешь. — Он хотел возразить, что никакое это не баловство, но посмотрел на нее — и у него перехватило дыхание. Никогда еще не видел ее такой красивой и такой… странной, что ли. Щеки разрумянились, глаза блестят, чуть приоткрытые губы подрагивают, а дышит так, будто всю дорогу бежала бегом. И взгляд совершенно отсутствующий. Его снова кольнуло предчувствие каких-то неприятных перемен в жизни.

— Проголодалась? — спросил он, просто чтобы что-то спросить.

— Что? Ах нет, совсем не хочу есть. Может быть, позже…

Милочка упорно не смотрела Павлу в глаза. Она сняла плащ, аккуратно повесила его на плечики и убрала в стенной шкаф. Туфли тоже спрятала в специальное отделение и надела домашние. Он невольно посмотрел на свои ботинки: всегда забывал переобуваться, хотя специально для него были приобретены тапочки и поставлены на видное место. Конечно, Милочка никогда не станет делать замечания, но это, пожалуй, еще хуже.

Он молча стал переобуваться, ожидая традиционного глубокого вздоха облегчения: порядок восторжествовал. Но Милочка, похоже, не заметила ни самой оплошности, ни неуклюжей попытки ее Исправить. Мысленно она явно была где-то в другом месте.