Убийство А Ющинского (Речь в Киевском Окружном Суде 25 октября 1913 года) - [7]

Будь Чеберякова потоньше, не хвати она через край, не дай она такого показания, которое само себя обличило, которое само доказало, что она лжет в этом деле, к чему бы привело их расследование, за которое они так неумеючи взялись? Но это показание Чеберяковой - урок и другим, урок господам обвинителям. Когда я вижу, что обвинители, при всем их опыте и таланте, верят тому грубому вздору, который говорить Чеберякова, верят тому, что ее подкупали принять вину на себя, верят ее рассказу, - мне хочется сказать: чувство правды, чутье вас покинуло; смотрите, что с самыми умными людьми делает предубеждение. Берегитесь, не дойдет до добра тот, кто верит Чеберяковой, полюбуйтесь на то, что было со {24} всеми, кто пытался ей верить. К ней с верой подошел Бразуль-Брушковский, хотя все ему говорили, что она лжет; он все-таки верил - и попал в смешное и глупое положение, написав никому ненужный, лживый донос на Мифле.

Опытный следователь Фененко сразу понял, что весь рассказ ее ложь, но Бразуль-Брушковский не рассуждая ей верил и написал вслед за нею глупую ложь. И я вижу, к своему огорченно, что и наши обвинители не хотят понять, что их обманывают и тоже идут за Чеберяковой, не боятся того, куда она их заведет; и вы увидите еще на этом деле, куда она их завела, что им пришлось утверждать только потому, что они ей верили! Но я слишком долго остановился на этом эпизоде, я хотел на нем показать злополучные последствия этого частного розыска, тот вред, который они без всякой вины Бейлиса ему приносили; показать, чем в интересах обвинения стали из-за него пользоваться обвинители. Все, что произошло, было очень печально. Если бы от меня зависело, я бы вырвал эту страницу процесса. Но пусть это все-таки не помешает нам видеть другую сторону дела, не помешает быть справедливыми. Если Бразуль-Брушковский, убежденный в том, что Бейлис невиноват, что обвинение евреев - кровавый навет, если он своей суетой, своим расследованием повредил Бейлису и мешал правосудию, то ведь он был не один; и с другой стороны, со стороны обвинителей, были тоже добровольные сыщики, было тоже частное расследование, которое велось только в совсем ином направлении. Будем же справедливы. Я признал зло, которое сделали наши, почему прокурор не хочет признать того зла, которое сделали те, на кого он сейчас опирается? А ведь к ним у обвинителя совсем {25} иное отношение; он не находит достаточно слов, чтобы их восхвалять, их благородство, их самоотверженность, их служение правде. За них заступаются раньше, чем стали на них нападать.

Вам уже говорили, будто защита заранее опорочивает, чернить всех, кто принадлежит к политической организации "Двуглавый Орел". Вон политику из этого дела; я жалею, что это было сказано прокурором, так как отвечать на этот выпад я ему не могу, и было бы преступно с моей стороны заводить перед вами личные споры. Я, действительно, плохо верю членам "Двуглавого Орла", но здесь не в политике дело, не в их политических взглядах. Когда они сюда являлись свидетелями, я не сомневался, что к правде они нас не приведут; почему? - Да потому, что они воображают, что уже знают всю правду. Ведь "Двуглавый Орел" - организация, у которой есть свои определенные, готовые взгляды на еврейство и на ритуал.

Голубев прочел одного Лютостанского и говорит, что с тех пор он в ритуальные убийства поверил. Достаточно было одного Лютостанского, лживой книги, давно опровергнутой, и Голубев перестал сомневаться в том, кто повинен в убийстве Ющинского. Им уже стало известно, что виноват Бейлис, что Бейлис должен быть виноват, виноват просто потому, что ритуальные убийства, по их мнению, существуют. Такие люди, которые правды не ищут, могут ли помочь ее отыскать? Что они могут сделать кроме того, чтобы мешать, чтобы тянуть все в одну, определенную сторону? А, между тем, у этих людей, как признал прокурор, в этом деле была роль несравненно более крупная, чем у Бразуль-Брушковского. Бразуль-Брушковского следователь пустил лишь тайком к себе на квартиру, а расследователи с той стороны, по словам прокурора, в {26} камеру следователя ходили, как к себе в кабинет. И посмотрите, как они там хозяйничают! Сначала следствие ведет Мищук. Хорош он или нет - я не знаю, убежден, что плох, потому что хорошая сыскная полиция у нас еще не воспиталась. Убежден, что Мищук в своем дознании поступал теми же отвратительными приемами, которые у нас вообще существуют. Но Мищук все-таки что-то искал.

Но когда деятели этих организаций, вольные расследователи увидели, что он расследует не в том направлении, в каком им было желательно, что ритуала он не находит, они ведут интригу против него, и Мищука устраняют. На его место назначили Красовского, и назначила его не власть, не следователь, не прокуратура. Мы спрашивали, кто на это место выбрал Красовского? Оказывается, это сделал господин Розмитальский. Кто он такой? По положению он бывший содержатель ссудной кассы, банкрот и вдруг оказывается, что, по его собственным словам, это именно он назначил Красовского. С кем-то поговорил, кому-то посоветовал, и вот Красовский назначен, и ему поручают раскрытие дела. Но Розмитальский и вся компания зорко следит, чтобы Красовский не вольнодумствовал, не шел по следам Мищука, не уклонялся от того, что ему препоручено.