Убийственная лыжня - [53]

Мария встала и прохаживалась взад и вперед, что придавало ей вид профессора.

— Ребенок тайком таскал сладости из кладовки. Родители приходят домой, видят по ребенку, что тот в чем-то провинился. Ребенок ищет стратегию. Вместо того чтобы либо отвергнуть, либо признать проступок, ребенок рассказывает, что он выпустил золотистого хомячка, пролил чернила на ковер, жег спички в сарае, и все, что угодно. Он полагает, что сможет спрятать истинную историю среди многих выдуманных. Но когда-то это, конечно, вскроется, но на данный момент стратегия срабатывает. Если такое детское поведение сохраняется до взрослого возраста, то мы говорим об инфантильной мифомании. Это теория.

— Теория, да, конечно, — сказал Остлер. — Но в этом поселке есть человек, к которому это описание подходит.

Остлер коротко рассказал о цитристе Беппи и его невероятных историях. Все в этой комнате его уже один раз видели, он был наверху на Шахене при сходе лавины.

— Это как раз соответствует профилю мифомании! — воскликнула Мария в восторге.

— Он так и так в списке подозреваемых, — сказал Еннервайн. — Мы им потом сразу же займемся.

Мария встала и наклонилась над столом, чтобы достать кофейник, Еннервайн рассеянно смотрел в ее сторону. Вдруг он схватился большим и средним пальцами за височные доли и начал их массировать. Он облокотился на стол и глубоко дышал, опустив голову вниз.

— С вами все хорошо, шеф? — спросил тихо Штенгеле, наблюдавший за ним.

— Да, все в порядке, — пробормотал Еннервайн, не выпрямляясь. — Мне кое-что пришло в голову. Продолжайте, я слушаю.

— Преступник хочет что-то скрыть. Мне кажется это приемлемым, — сказала Николь Шваттке посреди возникшей паузы. — Мы имеем дело с серийным преступником, который дважды наносил удары, и заявляет о новых покушениях. Если своими утверждениями он только играет и его привлекает лишь приключение, не собирается ли он скрыть действительно хладнокровное убийство, которое либо уже произошло, либо еще предстоит в будущем?

— Это возможно. Такие прецеденты имеются, — сказала Мария и бесшумно помешала кофе в своей чашке. — Например, убийство Мак-Кензи в Оклахома-Сити. В девяностые там была целая серия убийств полицейских. Профайлеры предполагали, первоначально, конечно, извращенного ненавистника полицейских. Но это был сознательно устроенный ложный след. Феба Мак-Кензи, одна из вдов, убила своего мужа, чтобы получить страховку. Она отвела от себя подозрение, совершив еще несколько убийств полицейских, имитируя, таким образом, серийное убийство. Полиция годами не могла об этом догадаться.

Еннервайн снова поднялся. Штенгеле бросил искоса в его сторону быстрый взгляд. Ему показалось, что комиссар немного побледнел.

— Тем не менее я исхожу из того, что это игрок, — сказал Еннервайн. — Я не вижу в Кунице преступника, которого побуждают такие мотивы, как кровожадность, алчность, политический фанатизм и другое. Холльайзен и Остлер, вы подумали о кандидатах из местных?

Оба участковых полицейских встали и повернули «флипчарт» (магнитно-маркерная доска), на которой можно было увидеть листок:

1. Один из сотрудников агентства «Impossible»

— Эти сотрудники в большинстве своем не местные, — сказал Остлер, — но они все очень хорошо ориентируются в окружающих горах. Наш Куница должен иметь больше, чем просто основы альпинистских знаний.

— Мотив? — спросил Еннервайн.

— Никакого настоящего мотива. Может быть, просто предлагалось суперсобытие, невиданные острые ощущения для совершенно очерствевших топ-менеджеров: серия покушений.

— Гм, — проворчал Еннервайн.

2. Вилли Ангерер, старший лесничий.

— Ангерер лгал, — сказал Холльайзен. — Он не смотрел прыжки с трамплина по телевизору. Он был там на лыжном стадионе, свидетели это наблюдали. Он поднялся на возвышение и смотрел на прыжки в бинокль. Кто знает, что у него там было в чехле от ружья.

— Мотив?

— Он против того, чтобы курорт расширялся в мировую спортивную площадку зимнего спорта. Он всегда возражал против подачи заявки на проведение зимних Олимпийских игр, о которой без конца говорит бургомистр. Он личный враг бургомистра и члена совета общины Харригля.

— Гм, — хмыкнул Еннервайн.

3. Член совета общины Тони Харригль.

4. Бургомистр.

5. Йозеф Фишер, известный как «цитрист Беппи».

— Почему?

— Они были на месте происшествия.

— Там было еще двадцать шесть тысяч других.

— Соответствуют эти трое моему профилю инфантильной регрессии? — спросила Мария. — Во всяком случае, каждый из них считает себя пупом земли. Один, президент клуба, утверждает, что он является голосом региона, другой, заклинатель снега, видит себя уже в учебниках истории. А третий, цитрист, якобы на ты с самим папой римским.

— Гм, — пробурчал Еннервайн.

6. Защитники окружающей среды.

— Конечно, парочка таких здесь на курорте найдется, — продолжил Остлер. — Бургомистр всегда называет их «обычные».

— Да, — добавил Холльайзен, — существует всего три гражданских инициативы против Олимпийских игр…

— Но защитники окружающей среды, — прервала его Мария, — не пишут тайные признательные письма. Я не думаю, что Куница из защитников окружающей среды.

— Мгм, — проворчал Еннервайн.