Убийства в Полянске - [6]

– Ничего не понимаю! – воскликнула она.

– Я же говорила, что ты не поймешь. Ну все, на сегодня хватит, – и давая понять, что беседа закончена, Алена встала с кресла и вдруг, глядя куда-то мимо Ленки, произнесла бесцветным тоном: – Ненависть. Я знаю, это ненависть.

Глава 4 Ссора

Выйдя от Тишкиной, Ленка столкнулась с Редькиным. Вид у него был довольный. И без того красный нос приобрел прямо-таки огненный оттенок. Они поняли друг друга без слов.

– Сколько? – спросила Ленка.

– Литр на троих, – живо откликнулся Редькин.

– Хватило? – поинтересовалась Ленка.

– Ну как сказать, – неопределенно протянул Амфитрион Ферапонтович. – Недурно было бы и еще.

– Сходи к Дудкину, у него всегда найдется.

– Что ты, Ленка, – в ужасе уставился на нее Амфитрион. – Он же налижется и средь бела дня играть начнет, а сегодня лавка.

– А тебе-то не все равно?

– Так ведь он же, пропойца, и меня с собой потащит, а там Зойка да теща, сама понимаешь, конфуз выйдет.

– Да, положеньице, – сочувственно вздохнула Ленка. – Слушай-ка, Амфитрион, а сегодня тебе дома выпить в самый раз. Бабы твои уйдут…

– А то и без тебя я бы не сообразил, – с горечью ответил Редькин. – Старая грымза сегодня все на ключ заперла.

– А ты и открыть не можешь? – усомнилась Ленка.

– Да она, стерва, пропади пропадом, позавчера замок поменяла. Все хозяйство к рукам прибрала, спасу от нее нет, – посетовал Редькин.

Проболтав так с минут пять, они разошлись по своим делам.

Артамон Матвеевич Бочкин жил в старом доме Тарасовой. Лет пятнадцать назад, перебравшись в новый дом, Тарасова продала старый Бочкину.

Бочкину было шестьдесят пять лет. Он работал ветеринарным врачом в колхозе, как и положено, до шестидесяти лет. Сейчас Артамон Матвеевич находился на заслуженном отдыхе. Он всегда любил отдыхать. «Работа не волк, в лес не убежит», – было любимой поговоркой Бочкина. Он отлынивал от работы при малейшей возможности. Умудрялся брать бюллетень будучи здоровым. Однако что самое удивительное, так это то, что он всегда имел в колхозе репутацию работяги. Его многочисленные прогулы всегда объяснялись очень уважительными причинами. Однажды после его недельного отсутствия на работе председатель колхоза спросил:

– Аргамон Матвеевич, где же вы пропадали целую неделю?

– Известно где – дома. Лекцию готовил. Ведь начальство приезжает, – важно ответствовал Бочкин. Председатель колхоза Сивков до смерти боялся начальства, и такие объяснения выглядели в его глазах более чем уважительными.

Артамон Матвеевич не пил, разве что в лечебных целях. Превыше всего он ставил собственный покой и репутацию, поэтому он старался не ввязываться ни в какие ссоры и скандалы. Единственным человеком, с который он позволял себе ссориться, был Дудкин, но с Дудкиным ссорились все, и потому почтенный ветеринар не считал, что это может хоть как-то подмочить его репутацию.

– Я его даже за человека-то не считаю, – как-то признался он Тарасовой.

В ответ на это Тарасова покачала головой и с укоризною сказала, что чего-чего, а этого она от Артамона Матвеевича никак не ожидала. Говорила она это серьезным тоном, не внушающим никаких подозрений в искренности ее слов, но в глазах играли скрытые, чуть заметные искорки. Бочкин тогда понял ее прекрасно, так как они хорошо знали друг друга.

Анна Дмитриевна Тарасова была очень скрытной женщиной. Никогда нельзя было сказать, что у нее на уме. Даже проницательная Таисия Игнатьевна Сапфирова не могла до конца разгадать эту замкнутую, холодную женщину.

– В ней есть какой-то внутренний огонь, – однажды сказала Сапфирова своей подруге Арсеньевой, – и этот огонь может сжечь. Одно скажу: эта женщина мне не нравится. Временами она меня даже пугает.

Поливая свою клумбу в жаркий июньский день, Тарасова внезапно услышала громкие голоса. Отложив в сторону лейку, Анна Дмитриевна прислушалась. Она узнала голоса Бочкина и Тишкиной.

«Да они никак ссорятся», – с удивлением подумала Тарасова, подойдя поближе. Через минуту она заняла такую позицию, чтобы можно было слышать, о чем они говорят. До нее донесся голос Тишкиной:

– Я знаю, что вы на пенсии, но вы все же могли бы из уважения ко всем нам посмотреть больных коз.

– Я уже сто раз повторял и повторяю в сто первый, – терпеливо нудил Бочкин, – что весь этот месяц я себя плохо чувствовал.

– Вы прекрасно себя чувствовали, чтобы загорать на своем шезлонге, а помочь людям у вас нет времени.

– Я был простужен, а солнечные ванны при простуде полезны, – невозмутимо ответил Бочкин и с отчаянием подумал: «Ну с чего это она ко мне прицепилась?» Вслух же сказал: – Послушайте, что вы от меня хотите? И вообще, кто вам разрешил шпионить за мной?

– Я еще буду у вас спрашивать разрешения, – фыркнула Тишкина. – Если бы у вас было воспаление легких, как вы утверждаете, вы бы еще носа из больницы не показывали. Помните, как в позапрошлом году. Да что там говорить, у вас просто воспаление лени, и вы пальцем не хотите шевельнуть…

Бочкин наконец вышел из себя:

– Послушайте, вы не смеете разговаривать со мной в таком тоне. В гробу я видал ваших проклятых коз! Я на пенсии и не обязан никого лечить. Я вообще здесь никому ничего не обязан. Ясно? И убирайтесь подобру-поздорову с моего участка. – Бочкин не на шутку распалился. – Отправляйтесь на свою автолавку, или куда вы там собирались.