Убийства в Плейг-Корте - [15]

— Знаю, — подтвердил Холлидей.

— На чем я остановился?… Да, перейдя в гостиную, мы пытались завязать беседу, в частности о картинах какой-то новой школы, бог ее знает какой. Леди Беннинг уговорила майора их приобрести. Видно было, что они его раздражают и возмущают, но, насколько я понял, старая леди целиком и полностью держит его в руках, точно так же, как Дартворт ее саму. Невзирая на мое присутствие, члены кружка не могли удержаться от разговоров о спиритизме и настойчиво пытались уговорить Дартворта, чтобы он заставил духа что-нибудь написать.

Такой фокус разоблачить невозможно, иначе, по-моему, Дартворт па это бы не согласился. Сначала прочел лекцию об усилении восприятия… Честно признаюсь, если бы я не держал себя в руках, то побоялся бы полной темноты. Нет, сэр, я не шучу. — Сержант оглянулся на Мастерса. — Он рассуждал спокойно, логично и убедительно, ловко связывал истинную пауку с лженаукой…

Комнату освещал только огонь в камине. Мы уселись в кружок, Дартворт расположился поодаль, за круглым столиком, вооружившись карандашом и бумагой. Мисс Латимер поиграла на пианино, потом села рядом с нами. Все волновались, что неудивительно. Дартворт привел компанию в возбужденное состояние и, похоже, был этим очень доволен. Последнее, что я заметил, прежде чем погас свет, — самодовольная ухмылка у него на губах.

Я сидел позади него. При свете камина на фигуру Дартворта падали наши тени. Я видел только макушку, непринужденно покоившуюся на высоком подголовнике легкого кресла, в бликах, игравших на стене, у которой он сидел. Над ним — я хорошо разглядел — висела мерцавшая в отблесках света большая картина с изображением обнаженной натуры из одних острых углов, сплошь зеленых.

Нервы у членов кружка были на пределе. Старушка стонала, что-то бормотала о каком-то Джеймсе. Вдруг показалось, что в комнате похолодало. Меня охватило дикое желание вскочить, закричать во весь голос. Я бывал на многих сеансах, но никогда ничего подобного не испытывал. Вскоре я увидел, как голова Дартворта дернулась над спинкой кресла, затряслась, карандаш начал что-то царапать. Кругом стояла мертвая тишина, лишь голова жутко дергалась, и скрипел карандаш, выводя на бумаге круги.

Через двадцать — тридцать минут, точно не знаю, Тед поднялся, включил свет, кто-то не выдержал, вскрикнул. Мы взглянули на Дартворта, и, как только глаза привыкли к свету, я подскочил к нему…

Столик был опрокинут, позеленевший Дартворт окаменел в своем кресле, держа в руке лист бумаги.

Уверяю вас, сэр, физиономия шарлатана была точно такого прокисшего цвета, как чертова картина, висевшая над его головой. Через секунду он опомнился, по его била дрожь. Мы с Фезертоном поспешили на помощь. При этом он сразу же скомкал листок в кулаке, встал, шагнул на одеревеневших ногах и бросил бумагу в горевший камин. Потом сказал восхитительно ровным и сдержанным топом: «К сожалению, не получилось. Какая-то чепуха насчет Луиса Плейга. Попробуем как-нибудь в другой раз».

Он лгал. Я отчетливо видел записку… и, по-моему, Фезертон тоже. Я взглянул только мельком, первую фразу не разобрал, а последняя строчка гласила…

— Что? — прохрипел Холлидей.

— …последняя строчка гласила: «У тебя осталось семь дней».

Помолчав, Макдоннел бросил на пол сигарету, раздавил каблуком. В большом доме позади нас женский голос всхлипнул и крикнул:

— Дин… Дин!…

Глава 5

Все фонарики разом вспыхнули. Мастерс проворно схватил своего подчиненного за руку.

— Это мисс Латимер. Они все тут собрались…

— Знаю, — быстро шепнул Макдоннел. — Тед рассказывал. Я за ними сегодня следил.

— Она не должна тебя видеть. Стой здесь, не высовывайся, пока я не позову. Нет, обождите, мистер Холлидей!…

Но тот, уже выскочив за дверь в темноту, оглянулся. Макдоннел, услышав фамилию, дернулся и щелкнул пальцами.

— Черт возьми, мы обещали вернуться через пять минут, — прорычал Холлидей, — и до сих пор тут толчемся. Она наверняка умирает со страху. Дайте фонарь…

— Секундочку, — предупредил Мастерс, когда я протянул свой фонарик, — постойте, сэр, и послушайте. Пойдите побудьте с ней, успокойте ее. Только попросите, чтобы к нам сюда сей же момент прислали малыша Джозефа. Если понадобится, объявите, что я офицер полиции. Дело становится слишком серьезным.

Холлидей кивнул и со всех ног помчался по галерее.

— Я человек практический, — подчеркнуто объявил Мастерс, — но своему инстинкту верю. Инстинкт намекает на гнусный обман. Я с удовольствием тебя выслушал, Берт… Тебе все ясно, да? Никакой дух ничего не писал. Кто-то из присутствовавших провел Дартворта точно так же, как он хотел провести других.

— И я так подумал, — мрачно подтвердил Макдоннел. — Но все же остается огромный пробел. Несмотря на все здравые доводы, невозможно представить, чтобы Дартворт испугался записки, якобы написанной духом. Невероятно, сэр. Даже если пишущий дух — обман, он был непритворно испуган, могу присягнуть.

Мастерс хмыкнул, прошелся, на что-то наткнулся и выругался.

— Хорошо бы свету прибавить, — проворчал он. — Должен признаться, не люблю я вести разговоры в потемках.

— Минуточку, — извинился Макдоннел, исчез на несколько секунд, мелькая в галерее фонариком, и вернулся с картонной коробкой, где лежали три-четыре длинных свечи. — Дартворт сидел где-то в большом доме, — сообщил он, — якобы отдыхал перед выходом в каменный домик. Тед и майор Фезертон, растопив камин, который сам он, естественно, разжечь не мог, проводили его на место. — Сержант протянул мне фонарик. — Очевидно, фонарь Дартворта, сэр. Лежал в коробке со свечами. Возьмите.