Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых - [19]

Уже через месяц после опалы Меншикова царь стал сдержаннее и холоднее к Остерману, пытавшемуся, хотя и мягко, но урезонить ребенка. Состоялось объяснение. Оба расчувствовались, и Петр обещал не пренебрегать учебой и государственными обязанностями. Объяснения повторялись, Остерман умолял, царь раскаивался. А потом все повторялось — ночи превращались в дни, ложился в семь утра, недосыпал и оставался по целым дням в дурном расположении духа. Он стал проявлять наклонность к пьянству (этим грешили и дед, и отец), полюбил общество гуляк, не мог сосредоточиться на серьезной беседе, перестал бывать на заседаниях Верховного тайного совета.

Помощником Остермана в должности царского воспитателя стал отец князя Ивана, Алексей Григорьевич Долгорукий, едва ли не самый грубый и завистливый из всей семьи. В декабре 1727 года при очередном объяснении с Остерманом царь не стал слушать наставлений последнего и ушел прочь.

9 января 1728 года Петр со всем двором начал путешествие в Москву для коронации. Все устремились за царем, и Петербург, по выражению одного из иностранных дипломатов, вдруг превратился в пустыню.

Почти месяц двигался царский поезд по холмам и снежным равнинам России. 12 января Петр II въехал в Новгород. Древний русский город встретил юного царя торжественно и пышно. На въезде были выстроены триумфальные ворота, перед которыми четыреста мальчиков в белых одеждах с красными поясами приветствовали царя. В Софийском соборе торжественное богослужение совершил архиепископ Феофан. После поклонения местным иконам император со свитой отобедал в архиерейских палатах. Вечером взорвался фейерверк — пятьдесят огненных пирамид с надписью «Бог сотвори сие». Петр произнес небольшую речь. Показав окружавшим меч, который он получил в подарок от дяди, австрийского императора, царь сказал: «Русский престол берегут церковь и народ русский. Под охраною их надеемся жить и царствовать спокойно и счастливо. Два сильных покровителя у меня: Бог в небесах и меч при бедре моем!»

Задержавшись в Твери (Петр заболел корью), 4 февраля царский поезд торжественно въехал в столицу. Толпы народа бежали за; возками. Для москвичей, приверженных старине и благолепию, наступил праздник: истинный царь, гонимый дедом и его иноземцами вкупе со злыми боярами, возвратился в белокаменную, первопрестольную Москву, столь недостойно униженную его дедом. Бог не допустил беззакония, и по Божьей святой воле досталось царство русское тому, кому-оно принадлежало по рождению. Ликованию не было конца, когда царь и его сестра встретились с бабушкой, Евдокией Лопухиной, которая еще в начале царствования внука была освобождена из заточения и теперь мирно проживала в Новодевичьем монастыре.

Но надеждам сторонников русской старины не суждено было сбыться: молодой царь был холоден, хотя и вежлив со своей бабушкой и после церемонии коронации, состоявшейся 24 февраля, с пылом юности бросился в развлечения, оставив дела в руках едва ли не самых худших, ибо они были бездарны, временщиков, каких только знала российская история XVIII века.

Долгорукие стремительно возвышались. Сразу же после коронации Меншиков с семейством были отправлены в Сибирь, в Березов, «с особенными, приемами жестокости и дикого зверства», как написал один почтенный историк. Царица-бабка удалилась от двора и заперлась за монастырскими стенами. Император же был всецело поглощен новой страстью — охотой, к которой его начала приучать еще тетка Елизавета в эпоху петербургского житья.

Петр проводил дни и недели на охоте, окруженный Долгорукими и их друзьями, которые наушничали, вымогали, окутывали государя паутиной интриг, мелких счетов и далеко идущих расчетов. С февраля 1728 по ноябрь 1730, то есть в течение двадцати одного месяца, только на крупных охотах — от недели до месяцев — Петр II провел 243 дня, то есть восемь месяцев. И это — не считая мелких, по два-три дня, в Измайлове. Тут уж было не до учения и государственных дел! Царская охота насчитывала до пятисот экипажей — с каждым из вельмож, сопровождавших царя, ехала собственная кухня и прислуга. «Переезжали из одной волости в другую, где были лесные дачи», — пишет историк. «Разбивали палатки, готовилось пирование; слуги развязывали поклажи, доставали посуду, устанавливали на столах кушания и бутылки… После охоты сходились в палатки, шел веселый пир, а по окончании снова все укладывалось, увязывалось, ехали далее и снова становилось там, где нравилось и обыкновенно заранее было указано. Это была не столько увеселительная поездка, а скорее кочевание в азиатском вкусе и сообразно старой московской жизни».

Среди Долгоруких на первое место при государе стал выдвигаться князь Алексей Григорьевич, постоянно возивший царя в свои подмосковные Горенки, где настойчиво, а иногда и назойливо, сводил Петра со своей дочерью, восемнадцатилетней Екатериной. Царю потакали, его удерживали на охоте или в Горенках, нарушая все приличия. Он бросил охоту лишь на короткое время в ноябре 1728 года, чтобы присутствовать у смертного одра той, кого любил больше всех, — сестры Наталии. Великая княжна умерла, в конце ноября, умоляя брата вернуться в Петербург и оставить Долгоруких. Но сразу же после ее смерти Петр снова оказался в Горенках, и тело великой княжны оставалось непогребенным до января следующего, 1729 года…