Убийства павлиньим пером - [79]
Хочешь знать, с чего это у нее разболелась голова? Этому намеренно или ненамеренно способствовал ты, Соар. Ты подошел к ней в темноте, как раз после того, как ей прислали золотую скатерть, и прошептал: «У вас есть друг, который сегодня днем прислал вам прекрасный подарок. Как давно вы принимаете от него подарки?» Я почти вижу, какой опасности ты себя подвергал в ту минуту, сынок. Миссис Дервент думала, что ты говоришь о ее отношениях с Гарднером. А поскольку ни ее муж, ни Китинг об этом не догадывались, она боялась, что ты в одно мгновение разрушишь всю игру.
– О, золотая скатерть, – хмурясь, протянул Мастерс. – Значит, это Гарднер позвонил и попросил прислать ее? И что за проблема с этой скатертью?
– Я могу объяснить это самым превосходным образом, – сообщил Г. М., – показав вам, как эта гениальная парочка принялась работать над своим планом. И тут мы возвращаемся к вечной проблеме, к вечной упорной проблеме, как измерить вину на весах, подкладывая чуть-чуть на эту чашу, потом чуть-чуть на другую, и попытаться определить, кто из двоих более виновен. Вы сталкиваетесь с той же головоломкой, когда мужчина и женщина убивают другого мужчину ради общих интересов или общих аппетитов. С одной стороны, у вас есть Дженет Дервент: холодная, порочная, жаждущая внимания, роскоши и мягких подушек. С другой стороны – Рональд Гарднер: умный, импульсивный, даже щедрый – и все это без всякого корсета морали. Дженет Дервент хладнокровно убивает ради денег, Гарднеру дела нет до денег, он убивает со всем пылом ради Дженет Дервент. И тем не менее в этом случае именно Гарднер в дюжину раз более беспощаден, нежели его осторожная любовница. Я приведу вам два примера, которые покажут вам это на деле.
Теперь заметьте, как в каждом конкретном случае эти двое поддерживали свидетельства друг друга. Женщине было позволено обзавестись железным алиби на время убийства Китинга; но в то же время было ясно показано, что мужчина не мог и не имел возможности унести этот револьвер из дома Дервента во вторник вечером. Что так же хорошо, как и алиби. Но в одном пункте благоразумие, кажется, их подвело. Я имею в виду, тупоголовые мои, это очевидное мероприятие с посылкой золотой скатерти миссис Дервент. Гарднер хотел обставить сцену, словно в театре, для того, чтобы произвести впечатление на Китинга. Он наскреб по мелочам сотню фунтов, чтобы обставить собрание Чайных чашек кое-какой мебелью. (Между прочим, вы должны были заметить, что все это – легкая мебель, которую один мужчина может перенести, и, похоже, это свидетельствует о том, что всю сцену обставил один человек.) Но он хотел чего-то законченного. Все это очень хорошо. Вы мне возразите: «Даже если он хотел роскошный предмет в качестве скатерти на стол, для чего было посылать его к миссис Дервент?» Чтобы сильнее втянуть ее в заговор, джентльмены. Чтобы показать, что она влезла в это дело так же глубоко, как и он: осторожный, довольно отвратительный намек на это. Чтобы она не пыталась сыграть в какую бы то ни было игру: потому что Гарднер был в достаточной степени реалистом, чтобы предположить, что она это может сделать.
И последнее – это убийство Бартлетта, спокойное, хладнокровное и беспощадное проявление жестокости, как и все в этом деле.
Соар зябко поежился.
– Поскольку у меня есть основательные причины знать, – заметил он, – то это – именно то, о чем я хотел вас просить. Я вижу, поскольку вы проследили путь, как убийца провернул здесь трюк с невозможным убийством, что это указывает прямо на Гарднера и больше ни на кого другого. Но разве он не втянул в заговор и Бартлетта? В конце концов, Бартлетт солгал и своим свидетельством выгородил Гарднера…
– Да. И он был убит прежде, чем сумел взять свое свидетельство назад, – пояснил Г. М. – Это был целый план, вот почему он и был убит. Натурально, первое, что может подумать старик, – что Бартлетт и Гарднер были заодно. Но в этом-то и была беда; это была та часть, которая не имела смысла. Бартлетт солгал о выстреле холостым, да. Он солгал о шляпе, которую лично купил по приказу Вэнса Китинга. Но, если говорить о самом скверном, он не лгал об одном важном пункте, в котором мог бы сказать самую отъявленную ложь.
