Убийцы прошлого - [41]

Следуя указаниям Малкольма, мы остерегались неба южной Калифорнии, не оттого, что там нас ждала опасность, но лишь в силу полной непредсказуемости ситуации. Повсюду подразделения Национальной гвардии (а в некоторых случаях и федеральные войска) тщетно пытались навести порядок среди сражений между бандами и отрядами ополченцев, каждый из которых был свято уверен, что именно их городок или округ имеет самое законное право претендовать на когда-то общую воду. Сражения эти велись то палками и ножами, то с помощью танков и переносных ракетных комплексов, захваченных в стычках с федеральными или местными войсками. И хоть было крайне сомнительно, что наш корабль поразит один из этих снарядов (особенно сейчас, когда мы могли путешествовать под прикрытием голографического щита), лучше было последовать голосу разума и приблизиться с моря. Поэтому мы на полчаса или около того взмыли в стратосферу и дождались темноты, прежде чем спуститься до крейсерской высоты полета над Тихим океаном неподалеку от острова Каталина.

Во время этого спуска мы получили серию снимков со спутника, из которых узнали, что, хотя на улицах Лос-Анджелеса все еще много сил калифорнийской Национальной Гвардии, в самом городе к югу от гор Санта-Моники царит относительное спокойствие. Севернее этой линии, однако, наша разведка с воздуха обнаружила скопление "горячих зон", показывающее, что жители долины Сан-Фернандо (которые первыми испытали на себе нехватку воды) бунтуют и выступают против властей с присущей им безумной решимостью. К счастью, наш путь лежал в фешенебельную западную часть Лос-Анджелеса, начисто лишенный стиля и вкуса город в городе — Беверли-Хиллз, где находился столь же ужасающе безвкусный дом Джона Прайса.

Голографический проектор помог нам замаскировать корабль под окружающую среду. Так проникли мы в этот маленький богатый городок. Разведгруппа в составе полковника, Ларисы, Тарбелла и меня самого направилась в общественный парк. Оттуда мы прошли по обсаженным пальмами улицам и довольно легко проникли в дом Прайса, который, как участник расследования убийства, все еще оставался в распоряжении полиции. Несколько часов поиска принесли нам всего одну зацепку, которая казалась по меньшей мере обнадеживающей. Тарбелл, копаясь в безобидных на вид документах, сумел найти записку от некоего Ари Мачена, известного кинопродюсера израильского происхождения. По сообщению полковника Слейтона, у Мачена были связи в различных департаментах правительства Израиля и, в частности, в Моссаде. Мы забрали с собой записку с дразнящими упоминаниями о "русском деле" и покинули здание, весьма старательно избегая столкновений с вооруженными до зубов полицейскими, что патрулировали район с псами, натренированными на вынюхивание запасов воды. Расхищение и незаконное хранение воды процветали везде, даже в Беверли-Хиллз.

Вернувшись на борт корабля, мы ретировались на безопасную высоту, чтобы сложить воедино обрывки сведений и составить близкий к истине сценарий тех нескольких дней, что Джон Прайс провел в Лос-Анджелесе, прежде чем улететь в Нью-Йорк навстречу своей гибели. Задача стала куда легче, когда Тарбелл восстановил архив электронной почты нашего героя и обнаружил переписку между гением спецэффектов и Ари Маченом. Письма эти были составлены в очень осмотрительных выражениях. Любой, кто не видел фотографий Сталина, счел бы эти послания рутинной перепиской продюсера с одной из важных шишек киноотрасли. Но нам были известны и сталинские материалы, и связи Мачена в Израиле, поэтому не составило труда определить, что Прайс показал снимки Мачену, не уточнив притом, что это подделка. Потрясенный Мачен связался со своими друзьями из Моссада, руководившими студией, где Мачен на тот момент вел дела. С учетом того, как сильно за последние тридцать лет выросло влияние индустрии развлечений на американскую политику, правительство Израиля — как и некоторых других стран, по словам Слейтона, — сочло нужным иметь своих людей в коридорах власти Голливуда.

Прайсом повелевала жадность: за экземпляр фотографий Мачен пообещал ему целое состояние, — поставив, однако, условие, что Прайс не оставит себе копий. Попытка обмана, было сказано Прайсу, чревата визитом в его дом неких гостей, которые будут просто счастливы его прикончить.

Из тона переговоров становилось ясно, что Мачену нравилась роль учтивого и крутого сионистского агента. Слейтон разделял это мнение. Дело в том, что их с Маченом пути пересеклись несколькими годами ранее на одной из вашингтонских вечеринок с коктейлями. В тот вечер Мачен похвалялся тем, что некогда был агентом Моссада, что на его счету убийства нескольких палестинских лидеров и что из лаборатории в Лос-Аламосе, Нью-Мехико не без его помощи пропали несколько компьютерных дисков с жизненно важными для Америки ядерными секретами. По-видимому, Мачена в последнее время все больше бесила трещина в американо-израильских отношениях из-за поддержки Израилем турецких курдов (еще один опасный конфликт, вызванный дефицитом воды). Он использовал свое высокое положение в одной из ключевых отраслей Америки для содействия делу Израиля, а также для выполнения поручений израильского правительства, — поручений, носивших разведывательный характер.