Убийцы персиков: Сейсмографический роман - [32]

Совсем иной оборот принимали его мысли, когда к нему приходил скупщик шкур. Тут он был суров. Он умел назначать цену шкурке зверя, убитого на господской земле. А так как каждую шкурку Макс мог преподнести с соответствующей байкой, в которой фигурировал кто-нибудь из господ, то цена возрастала пропорционально величию образа.

Поэтому мамаша Митцель имела возможность ставить у себя в комнате рождественскую елку, хотя в лесах, где охотился Макс, елки не росли. Она так густо усыпала деревце украшениями, что оно совершенно исчезало за ними.

— Господа даже за большие деньги ничего не продают, — говорил Макс скупщику. — Это уж наши дела: десять куниц — много денег, десять лисиц — поменьше.

Макс Кошкодер был счастлив. Он говорил то, что есть на самом деле, ибо он видел это. Если он стоит в церкви, то господа сидят наверху. Если снаружи послышался вороний крик, значит, набедокурил его пес Лукас. Очаг на кухне горит для того, чтобы причетники брали жар для кадильницы.

Князь подарил ему чучело филина, который мог взмахивать крыльями, если, потянув за шнур, завести механизм. Этого филина Макс ставил рядом с вороньим гнездовьем и ждал, пока вороны, покружив над филином, прокаркаются и рассядутся на ближайших деревьях. Тут Макс дергал за шнур и наблюдал автоматическую работу, ну чисто американский фокус, потому что Герман Керн называл американским все, что движется без непосредственного воздействия человека. Так же легко и привычно, как американский филин, в представлении Макса Кошкодера, двигались все, кто проложил свои дорожки в угоду замку, не понимая, что Герман Керн все видел по-своему и каждый год присылал из Америки в замок ящик виргинских сигар, чтобы Цёлестин и Мандль могли курить то, что курит князь.

Ирма кладет бинт в чемоданчик возле стены. Мамаша Митцель рассказывает Максу о том, что персики уже созрели, а старик Ранц, подойдя к садовой стене, кричал, что в парниках вырос козелец. Ведьма встает и начинает обнюхивать чемоданчик Ирмы. Митцель отгоняет собаку метлой.

— У меня свист из ноги.

Участвовавший в охоте аптекарь не раз советовал Максу Кошкодеру обвязать Ирмину ногу венком из конского каштана. Он якобы и князю это присоветовал, и сам носит с собой конский каштан.

Этот аптекарь был единственным в здешних местах обладателем автоматической винтовки. Он привез ее из Англии вместе со множеством гравюр на тему охоты, которые висели у него в аптеке.

Аптекарь был приглашенным участником охоты в господских владениях. Он думал, что подбил дрофу, хотя это был павлин. Но правду ему не сказали.

Никто не мог понять, как его допустили наверх, к господам. В замке он считался ни верхним, ни нижним. А всех, кто был ни то ни се, тут не любили. У таковских походка какая-то крадущаяся, и в зеркало они больно часто глядятся. Однако когда аптекарь сидел в столовой или в гостиной, можно было услышать громкий смех господ, то же самое — во время охоты, когда захлебывалась выстрелами автоматическая винтовка.

— Дрофа больше, чем королевский фазан, — сказал аптекарь Максу Кошкодеру, когда они после очередной охоты встретились в трактире «У солнца».

Макс вносит свое ружье. Ирма открывает чемоданчик и достает бинты. Мамаша Митцель встает. Макс тянет руку к окну и берет свою шляпу из заячьей шерсти.

— Она цвет потеряла.

Через кухонную дверь он выходит из старого театра. Мимо Утиного пруда он идет к курятнику, ломает вишневую ветку и втыкает ее в петлицу на лацкане зеленой куртки. Он притуливается под одним из дубов, обступающих дорогу ко второму замку, и ждет. Кричат кедровки, в камышах плещутся дикие утки.

Когда он сказал барону Понгратцу, что Фашинг — его мать, барон велел остановить карету и приказал сидевшему впереди Максу слезть с козел. Максу пришлось идти за каретой пешком. Когда он привел барона якобы к месту засады, он на самом деле завел его туда, где королевским фазаном и не пахло.

Эта проделка осталась незамеченной.

После смерти старухи Липп во дворе, как и прежде, стояло лавровое дерево. Черная грифельная доска перекочевала на кегельбан и сгодилась игрокам. Мамаша Митцель все вымыла и выскоблила, черные осклизлые половицы посветлели и зашершавелись. В каждом уголке она находила припрятанные вещи: серебряный столовый прибор, несколько видов часов, но главным образом — изделия из фарфора.

Макс Кошкодер продолжал стеречь то, что сберег раньше. Но ремень на его ружье стал длиннее. Галки кружили над башней замка. Скупаемые шкурки подешевели. С тех пор как Макс Кошкодер начал брать арендную плату за свои поля, он уже не выкладывал по вечерам на тумбочку патрон с тремя черными крестами.

Ирма со своими белыми бинтами идет к матери. Мать запирает дверь и становится спиной к оконным ставням. Чемоданчик стоит все на том же месте. Вдоль Ледового пруда они идут к леднику. На них дохнуло холодом. Они закрывают за собой дверь, оставив лишь маленькую щель. Снаружи скулит Ведьма. Мамаша Митцель бросает в ледяную яму старую шляпу из заячьей шерсти, Ирма — оба бинта.

Когда они выходят из ледника, Митцель говорит:

— Ну и жарища.

— А у меня уже не свистит нога.

Вечером Макс Кошкодер приносит Ирме венок из конских каштанов, сплетенный Анной Хольцапфель, и замечает, что чемоданчик пуст.