Убийца-юморист - [14]

— А Пестряков не получил?

— Нет.

— Почему?

— Поясняю: в те годы, после войны, была установка — про бои, про военные страдания писать поменьше, чтоб народ забывал огромную цену, какой нам далась победа. Партийный Олимп теперь приветствовал правдоподобные рассказы из жизни сел, деревень, городов, где рассветы-закаты, любовь-морковь и прочее. Владимир Сергеевич со своей «Последней пулей» явился как та ложка к обеду. Есть, Танечка, замечательное слово — «удача». И к кому-то она в руки так и бросается. А кто-то, тоже не бездарный, но бесталанный, неудачливый, просидит всю жизнь в забвении. Михайлову удача улыбнулась вовремя, в полном соответствии с решениями-постановлениями партии и правительства. Спонтанно ли из него вылетела эта «Последняя пуля», или же в результате проведенной рекогносцировки литместности — кто знает. Но факт есть факт. Заметьте — наиболее воспитанные люди непременно ходят на похороны своих товарищей по перу. Бывшие фронтовики эту традицию особо чтят. Дмитрий Степанович чтил…

— А вы не знаете, где находится дача Пестрякова?

— Как же не знаю! По Рижскому направлению, но гораздо ближе к Москве, чем эти писательские дачные кооперативы! Нас ведь новая родня Михайлова не позвала на поминки, так мы и махнули к Дмитрию, к Димычу, по-нашему, по-дружески.

— На чем же?

— Да на электричке!

— И много вас собралось?

— Посчитаю: Димыч, я, Семка Шор, Ниночка Никандрова да моя жена Светлана Михайловна. Там по-простому как если бы после боя, хором картошку чистили, колбасу резали, водочку во что пришлось разливали.

— А почему Нина Николаевна согласилась с вами поехать?

— Да потому что человек она компанейский, без фордыбаченья, одним словом, человек.

— А она дружила с Михайловым?

— Ну! Как же можно! Она ж в Союз пришла недавно, лет двадцать назад. А Михайлов — зубр! Он мог её в Союз принимать. Тогда она могла быть ему благодарна, вот и не забыла, вот и пришла на похороны. Но дружить — нет…

— Дмитрий Степанович там, на кладбище, речь держал?

— Что вы! Хватало «звезданутых»!

— А Нина Николаевна?

— Смеетесь? Маленькая поэтесска, а там один Вознашенский чего стоит! Они с Михайловым весь свет проехали, борясь за мир во всем мире! Нынче же открещиваются от своего советского прошлого изо всех сил! Лепятся к банкирам!

— А вам палец в рот не клади, Константин Константинович…

— Правильно. И не надо. Откушу и выплюну. Иначе б как я дожил до таких абсолютно седых волос?

Мне очень, очень хотелось узнать, как там было-то, на даче Пестрякова, что говорилось, какие тосты поднимались. Однако Константин Константинович отвечал на телефонный звонок и, вероятно, не очень приятному собеседнику, потому что крепко наморщил лоб.

— Что там говорили? Какие тосты поднимали? — уже без интереса повторил мои слова, опуская зеленую трубку в гнездо. — Ну-у… обычные слова… Желали покойному всех благ на том свете… Ну за его творчество пили… Сами за себя, конечно, чтоб не враз сыграть в ящик, а ещё поглядеть на небо, на траву, на колбасу любительскую недоступную в витрине супермаркета «Бериозка Интернейшнл». Мы ведь, писатели, только с виду зануды, а внутри те же Гришки да Аришки, какими были в детстве… я от всей души поблагодарила Константина Константиновича и попросила разрешения прийти к нему сюда, на службу, или куда он захочет, если у меня будут к нему ещё какие-то вопросы. Он кивнул, подмигнул:

— Какие проблемы? Я с детства обожал блондинок!

Но последние слова его были серьезны:

— Мне тоже показалось как-то странно: Пестряков, Шор, Никандрова друг за другом отправляются на тот свет, точно по списку на могильном кресте. В этом что-то есть. Какая-то мистика. Или злой умысел. Но если бы они были вроде Михайлова или подобного ему, — тогда наше литначальство, вероятно, встрепенулось бы, дало пинка в зад следствию… А так… Я был у Омара Булатова. Он как раз улетал в Нью-Йорк на конференцию «Цивилизация и гуманизм». Он мне сказал: «Вы почему-то решили, что торжество справедливости уже увековечено? Или у вас есть деньги, чтобы купить справедливость? Тогда зачем вы тут?» Я ушел. Вы пришли… Девушка-блондинка, уясните: маленькие людишки нужны только тогда, когда надо выбирать главарей. Для аплодисментов. Для опускания в урну бюллетеней. В остальное время им цена — грош. И Пестряков, и Никандрова, и Шор для наших писательских чиновников чистая мелочь, сор. Умерли — не умерли… Вот и вся правда. Другой нет, не найдете… — Старый писатель пошарил в кармане пиджака и кинул в рот таблетку. — Завидую вам. У вас впереди ещё столько открытий и причин для удивления!

И он был прав. В скором времени я убедилась в этом. Когда по скрипучей лестнице поднялась в темный закуток, очутилась в отделе кадров и попросила добродушную толстушку Лидию показать мне личные дела двенадцати писателей, умерших в последний гол. Среди прочих мне принесли нужные бумаги, касающиеся Пестрякова, Шора и Никандровой.

При этом как можно небрежнее я сказала бдительной, настороженной Лидии:

— Хочу понять, как они жили как умерли… Есть спонсор. Он готов оказать материальную помощь семьям умерших…

Прости меня, Господи, за то, что я врала!