Убийца - [8]

— Кто это?

— Анархист, современник Эммы Голдман. Его убили, застрелили, в Нью-Йорке в 1943 году. Убийство так и не раскрыли. Считается, что это мафия — или кто-то еще — была против союзов, которые он пытался организовать.

Мэри заинтересовалась:

— То есть ты пишешь на итало-американские темы.

— Именно. Я изучаю итало-американские отношения.

— Вся моя жизнь — итало-американские отношения.

Энтони засмеялся.

— И что ты делаешь с Карло Треской? Проводишь расследование?

— Да. Как раз сейчас я пытаюсь получить его фэбээровское дело, ссылаясь на закон о свободе информации. Эти формальности могут свести с ума.

— Достаточно простого запроса.

— Правда?

— Конечно. Могу помочь его составить.

— Не возражаешь, если я позвоню тебе, чтобы напомнить?

— Нисколько. — Мэри порылась в сумке и достала свою визитку.

— Спасибо, — тепло улыбнулся Энтони.

— Как хорошо, что я еду домой, — пробормотала Мэри, и ей внезапно стеснило грудь. Стало отчаянно жаль Дайрена и Триш, потому что все у них шло не так, как надо.

— Дома всегда хорошо, — согласился Энтони.

— Какая радость, что ты пришла! — воскликнула Вита Динунцио, мягкими теплыми руками обнимая Мэри на пороге.

— Детка! — пробасил отец, обнимая их обеих.

— Привет, пап, давно не виделись, — сказала Мэри, и все рассмеялись: родители — ее шутке, а она — тому, что может прийти домой, когда захочет, и ее здесь любят. Так любят, что можно забыть обо всех неприятностях. Ей хотелось поскорей утопить свои печали в томатном соусе.

Отец приобнял ее за плечи, мать взяла за руку и так, все вместе, они пошли в кухню — Место-где-время-остановилось. Кухонька сияла чистотой, по стенам висели белые деревянные шкафчики, под ними — тумбочки с пластиковыми столешницами. Мэри с детства помнила каждую мелочь здесь. Церковный календарь с изображением Иисуса на небесно-голубом фоне окружали прилепленные пожелтевшим скотчем фотографии папы римского, Джона Кеннеди и Фрэнка Синатры.

— Ну и как вы? — спросила Мэри, усаживаясь. На столе она увидела несколько старых отверток. — Пап, ты что-то чинил?

— Твоя мать заставила меня работать. — Отец сел рядом.

— Наладить macchina da cucire.

— Твою швейную машинку? — уточнила Мэри. Ее мать всю жизнь шила абажуры. — Мам, ты опять шьешь?

— Si. Твой отец починил мне машинку.

— У мамы появилась бизнес-идея, — ласково улыбаясь, пояснил отец. — Расскажи ей, Вит.

— Так и есть, Мария, — сказала мать, доставая из холодильника кастрюльку с томатным соусом и ставя его на плиту.

— Что за идея, ма? — Мэри была заинтригована.

— Погоди, Мария, погоди! — Мать зажгла огонь, вышла из кухни и скрылась в гостиной.

Мэри стала расспрашивать отца:

— Она открыла дело? Но ей ведь не нужно работать, правда?

Мэри все время предлагала им деньги, а они постоянно отказывались. Для нее их финансовое положение оставалось тайной почище государственной.

— Нет, но она хочет работать. И что в этом дурного?

— Ничего, но хоть купи ей новую машинку. Вместо той старой, из подвала.

— Вместо ножного «Зингера»? Он работает как новенький.

— Пап, ну пожалуйста, — простонала Мэри. — Электричество уже изобрели.

— Она любит эту машинку.

— Ладно, — сдалась Мэри, — ты победил. Скажи мне, как Энджи?

— Она в Тунисе. Говорит, что хорошо.

— Когда вернется домой? — спросила Мэри и вдруг поняла, как сильно соскучилась по сестре.

— Пишет, что приедет через три месяца. Я потом покажу тебе ее письмо. — Отец подался к ней, уперся локтями в стол. — Слушай, а что сказала Бернис? Не хочет извиниться за Дина?

Упс!

— Я забыла. Прости. Я завтра ей позвоню.

— Ничего, Мар. Не беспокойся.

И снова Мэри одолели тревожные мысли.

— Пап, а ты недавно ничего не слышал о Триш Гамбони?

— Из школы? Эта, из скороспелок, да?

— Она сегодня приходила ко мне на работу. Она живет с мафиозо.

— Я слышал. Джимми Пет сказал, что это тот парень, с которым ты занималась. Помнишь?

Боже, помню ли я!

— Да, это он.

Отец хмыкнул:

— Я думал, он хороший мальчик, но тут уж не угадаешь.

— Точно, не угадаешь. — Мэри не хотелось развивать эту тему.

— Смотри!

В дверях показалась мать. В руках у нее было прелестное платьице из белого батиста. От маленькой кокетки веером расходились слои плиссированных оборочек, вырез раскрывался, как створки ракушки. Пышные рукавчики-фонарики напоминали ушки плюшевого мишки. Улыбаясь, мать спросила:

— Che carino, по?

— Мама, какая прелесть! Ты сама его сшила?

— Она шьет крестильные платьица, — с гордостью сказал отец.

— Оно чудесное, — восхищалась Мэри. — Как это тебе пришло в голову?

— Она подметала крыльцо, а миссис Дорацио сказала, что хочет отдать сто пятьдесят долларов за крестильное платьице для своей внучки. А мама сказала, что может сшить дешевле, и сшила. И продала за семьдесят пять.

— Да, Мария, все верно, — широко улыбаясь, кивала мать.

— Малышку в нем крестили, — продолжал отец, — и каждый захотел такое же платьице для своих внуков. Так что твоя мать при деле. У нее уже двенадцать заказов.

— Ого! — Мэри старалась улыбаться, но ее взгляд приковало это платьице, такое маленькое, беленькое. Она с трудом представляла себе младенца в этом наряде. Чистенький, пухленький, ручки высовываются из рукавчиков. Ее муж хотел детей, но она все думала, что еще рано. В этом она ошибалась, как и во многом другом. Ее захлестнула волна отчаяния.