Убийца королевы - [60]

— Поехали, — сказал я.

На этот раз я передвигал карты быстрее, чем в предыдущие разы. И делал это долго, крутя их быстрее, чем можно было уследить. Когда я, наконец, остановился, у Фэна был сердитый вид.

— Вы пытаетесь меня надуть?

Я пожал плечами.

— Вы согласились. Я никогда не говорил, что не могу делать это быстрее.

У Бракиус тоже был не очень довольный вид.

— Ну же, выбирайте карту.

— Не торопи меня, — сказал Фэн.

Он уставился на рубашки карт так, будто думал, что сможет увидеть сквозь них, если как следует постарается. В конце концов он ткнул пальцем в карту слева.

— Хорошо, здесь у нас…

— Нет, — сказал он. — Вы потянулись к ней слишком быстро. Я хочу эту.

Он снова положил палец на среднюю карту.

— Вы уверены? — спросил я.

— Чертовски уверен.

Я нехотя перевернул карту, снова показав изгоя.

— Йо-хоо! — закричал Фэн. — Это моя недельная плата, Бракиус!

Бракиус покачала головой.

— Дьявол, Фэн, должна признаться, я впечатлена. Как ты это сделал?

— У меня фамильные глаза, — сказал он гордо. — Мой папа, бывало, мог подстрелить орла из арбалета с расстояния в двести ярдов. Быстрые глаза — вот на что господин картёжник не рассчитывал.

Никто и никогда, из арбалета любой работы, не попадал в движущуюся мишень с двухсот ярдов.

— Ещё одна попытка? — предложил я.

Фэн как будто задумался над этим, но тут вмешалась Бракиус:

— Ни в коем случае. Для одного дня достаточно веселья, и я знаю, как работает подобный люд. Нет, господин… Просто уйдите со своим проигрышем, друг.

Я вздохнул.

— Хорошо, но вам не кажется, что вы можете хотя бы позволить мне взглянуть на приговор, всего на секундочку?

Бракиус покачала головой.

— Вон, — сказала она. — Возвращайтесь завтра и попытайтесь снова застать магистрата.

— И принесите ещё монет, — сказал Фэн, хихикая. — Мне не помешают новые кожаные штаны.

* * *

Мариадне хватило порядочности подождать, пока мы выйдем на улицу, прежде чем она начала на меня вопить.

— Это был ваш большой план? Проигрывать деньги тупоумному головорезу, который оказался на маршальской службе только потому, что был арестован за пьянство, а после заблудился по дороге в свою тюремную камеру?

— Они никогда не отдадут нам приговор, — сказал я. — Лучше поддерживать с ними дружеские отношения.

— Я даже не понимаю, в чём суть трюка! Вы просто передвигаете те же самые три карты снова и снова, пытаясь спрятать изгоя, которого он без труда находит!

Я фыркнул.

— Шутите? Этот парень каждый раз упускал изгоя. Трюк был в том, чтобы убедить его, что он действительно показал на правильную карту.

Я сунул колоду в карман.

— Вообще-то, я облажался на второй сдаче и показал ему изгоя требушетов вместо изгоя колесниц, но никто не обращает на такое внимание, когда выигрывает.

Недоумение на лице Мариадны и вправду было довольно милым.

— Значит, вы направляете свою, как я полагаю, немалую ловкость рук на то, чтобы потерять деньги?

— На то, чтобы поддерживать дружеские отношения, пока суд да дело.

На другой стороне улицы Рейчис помечал свою территорию на стволе брусничного дерева, уход за которым, судя по всему, стоил немалых денег.

— Вижу, ваше животное тоже усердно трудится, — сказала Мариадна.

— Ну как, повезло? — подойдя к белкокоту, спросил я.

Рейчис посмотрел на меня одним из тех взглядов, которые говорят, что «везение» требуется только голокожим. Покопался в маленькой кучке земли и показал смятый лист пергамента. Я вытащил его и протянул Мариадне.

Она потрясённо посмотрела на приговор, потом на Рейчиса.

— Значит, это правда? Он и вправду вас понимает?

Я пожал плечами.

— Кто знает. Может, ему просто крупно везёт.

— Я…

Мариадна посмотрела на меня в замешательстве, которое постепенно переросло в нечто сродни извинению.

За последний год я научился не дать себя одурачить, смутить или ещё как-нибудь потешиться надо мной красивой женщине. Те из них, кто не испытывали отвращения к моей Чёрной Тени, вскоре учились отвращению, видя, как на метки реагируют другие люди. Но в Мариадне и в том, как каждая её мысль одна за другой словно появлялась на её лице, было нечто, перед чем было трудно устоять. Несмотря на все привилегии её происхождения, те же самые обстоятельства угрожали отобрать у неё всю радость жизни.

— Извинения — позже, — сказал я. — Что в приговоре?

Она прочитала документ и протянула мне.

— Будь он проклят. Гори он в аду!

— Кто?

— Леонидас! Он солгал, как я и думала. Он сказал королеве, будто умолял магистрата о милосердии, но здесь написано: он поклялся, что Тасия напала на него преднамеренно, с целью подорвать безопасность армии северной границы. Вот почему магистрат воспринял нападение как измену.

Имея некоторый личный опыт, касающийся склонности Даромена обвинять в государственной измене тех, кто просто совершил ошибку — например, вытер кровь флагом или пытался заколоть военных командиров, — я внимательно прочитал документ. Дароменские судебные приговоры довольно обстоятельны, в них подробно описывается, какие факты учтены магистратом, что сочли заслуживающим доверия, какие факторы определили приговор и кто подписал смертную казнь…

— Да, дело плохо, — сказал я.

— Что? Что такое?

— У нас есть проблема покрупнее Леонидаса.