Убить сову - [135]

Османна подняла голову. На юном лице отражались облегчение и жалкая благодарность — казалось, она обняла бы декана, если бы не связанные руки.

— Твой отец, Агата, проявил такую же щедрость и великодушие, как и отец блудного сына. Он предложил богатый дар церкви как епитимью за твои грехи и уже нашёл для тебя подходящего мужа, вдовца, который благородно и милостиво согласился тебя принять.

С лица Османны постепенно уходило испуганное выражение. Она увидела, что спасена — как утопающий, которому с берега бросили верёвку. Если бы тогда ограничились её ответом — всё обошлось бы. Она согласилась бы на всё, чего они требовали. Я видела, она согласна выйти за самого гнусного типа во всём христианском мире, если это спасёт её от огня. Но в этот момент с помоста неуклюже спустился пьяный д'Акастер. Он качнулся в сторону Османны и тяжело ухватился за её плечо, чтобы удержаться на ногах. Девушка прогнулась под его весом.

— Ничего не бойся, детка. Твой суженый, конечно, знавал и лучшие времена. Годы затуманили его зрение, так что можешь радоваться — он не разглядит твоё уродство. А если у него ещё остался аппетит к грязным желаниям — он сумеет оседлать свою потаскушку-новобрачную и в темноте.

Толпа завизжала от смеха, Османна покраснела и опустила голову. Она оцепенела, потрясённая и испуганная словами отца, и казалось, если он тотчас же поведёт её к мужу — она пойдёт смиренно, как монахиня.

Но д'Акастер, ободрённый смехом толпы, рванул Османну, развернув спиной к себе. Оказавшись позади, ухватился руками за её талию, прижал к шее жирный рот. Ухватив в горсть волосы дочери, он принялся дёргать вверх-вниз, как мальчик, скачущий на игрушечной лошадке.

Османна на минуту замерла с расширенными от ужаса глазами. Потом её лицо превратилось в застывшую маску ненависти. Никогда прежде я не видела подобного выражения — ни на лице девушки, ни даже у мужчины, готового вонзить кинжал.

Те из деревенских, что сидели ближе, внезапно прекратили смеяться, как будто тоже поняли — что-то изменилось. Несмотря на связанные запястья, Османне удалось вывернуться. Она ударила отца локтем в живот с такой яростной силой, что д'Акастер ослабил хватку и попятился, задыхаясь и хватаясь за бок. Османна обернулась к декану.

— Я не выйду замуж и не приму причастие. Хотите взять мою жизнь — забирайте. Я скорее умру и буду вечно гореть в аду, чем позволю себе быть обязанной жизнью этому человеку, которого вы называете моим отцом.

Она произнесла эту речь с такой силой, что у всех присутствовавших перехватило дыхание.

Д'Акастер снова качнулся к дочери и влепил ей такую пощечину, что она растянулась на полу перед помостом. Толпа одобрительно взревела.

— Ну, тогда я отправлю тебя в ад, госпожа. Я всегда знал, что ты туда попадёшь, с той минуты, как впервые увидел. Ты родилась под звездой демона, звездой Лилит, дьявольской королевы ночи, мерзкой ведьмы, загрязняющей наше вино и воду женской кровью, крадущей семя мужчин, пока те спят. И эта чёртова блудница, эта... эта потаскуха-демон, отметила тебя своим знаком. Я своей рукой пытался огнём избавиться от твоего проклятия. Я хотел сделать тебя чистой, как твои сёстры, но Бог ещё в колыбели увидел, что ты шлюха, и заклеймил, предопределив твою судьбу.

Он поднял Османну на ноги, опять развернул лицом к толпе и рванул на груди платье, напоказ глазеющей толпе. Обнажённая правая грудь была маленькая и прекрасная, но люди во все глаза смотрели не на неё, а на левую грудь, вернее, на то место, где она должна была быть. На её месте зияла впадина размером с кулак, прикрытая сморщенной кожей, красной, как открытая рана — знак святой Агаты. Все в церкви внезапно умолкли.

— Вот, вы это видите, видите? — вопил д'Акастер, толкая Османну в сторону толпы.

Однако он не получил ожидаемой реакции — люди, в ужасе смотревшие на грудь, смущённо и испуганно отводили глаза. Никто не двигался. Наконец, декан поднялся, словно разрушая чары, и взмахом руки приказал охранникам увести Османну.

— Оставьте её, пусть подумает. Мне случалось видеть и более упорных еретиков, приходивших в чувство, когда им давали время поразмыслить, какие муки их ждут при сожжении заживо. Разве сам святой Павел не говорил, что уж лучше жениться, чем возжигаться.

Отец Ульфрид услужливо захихикал, но больше никто к нему не присоединился. Все старались поскорее уйти из церкви и толпились, протискиваясь в дверь. Декан рявкнул на юного писца, приказывая следовать за ним, и сошёл с помоста. Поравнявшись со мной, он остановился, склонившись так, что едва не шаркнул губами по моему уху.

— Не надейся, что для тебя всё закончилось, госпожа. Может, отец Ульфрид и дурак, которого легко сбить с толку, но я — нет. Мне понятно, что здесь ещё далеко не всё раскрыто.

Он отстранился от меня и обратился к отцу Ульфриду, громко, чтобы услышали все оставшиеся в церкви.

— Бегинки — пагубные плевелы, посеянные дьяволом, дабы сломать отношения людей и Бога. Это женщины нарушили порядок в саду Эдема — Лилит, отказавшаяся подчиниться мужу, и Ева, совратившая Адама запретными знаниями. Теперь они одержимы уничтожением самого священства, а вместе с ним и святой церкви, и всего христианского мира. Они утащат вас за собой в ад, если смогут. Предупреждаю, не дайте им укорениться здесь, дабы всё, что вам дорого, не было уничтожено и ввергнуто в хаос.