Убить сёгуна - [58]

Иэясу пригласил Хонду выступить с ним в кёгэне, где актеры играют без масок и в незатейливых костюмах. Два человека просто стояли на освещенной факелами площадке. Хонда путался в тексте и неловко передвигался по сцене, а Иэясу, опытный исполнитель, вызывал смех у зрителей своими шутками.

После окончания кёгэна продолжилось выступление актеров театра Но. Иэясу мог принять участие и в театральной постановке, но предпочел угостить Хонду сакэ, радуясь тому, что старый боевой конь готов приспосабливаться к новому порядку.

Актеры в роскошных костюмах и масках, с веерами в руках двигались по сцене в сопровождении музыки. Когда представление окончилось, Иэясу решил, что пора посмотреть на головы.

Самураи принесли две лакированные доски с металлическими шипами, торчащими в центре каждой из них. На шипы были надеты отрубленные головы. Доски поставили перед Иэясу, который стал осматривать их одну за другой.

— Это был Нийя, — заметил Иэясу. — Интересно, что у него открыты глаза. Он великолепно стрелял, так что ему вполне пристало использовать свое острое зрение при переходе в следующую жизнь. Как он умер? — обратился Иэясу к самураю, который принес эту голову. Сёгун знал, что Нийе позволили совершить сэппуку, так что не спрашивал о причине смерти. Его интересовало, как он вел себя в момент самоубийства.

— Очень хорошо, Иэясу-сама. Нийя-сан сделал два полных надреза на животе, прежде чем позволил мне отрубить ему голову. Прекрасная и мужественная смерть.

— Такой отличный стрелок. Жаль, что ему пришлось умереть.

Затем Иэясу обратил внимание на другую голову.

Отрубленная голова Ёсиды была пепельного цвета. От нее исходил сладкий запах благовоний.

— Ёсида-сан окуривал волосы благовониями? — недоуменно спросил Иэясу.

— Не при нас. Как только даймё прочитал твой приказ о том, что ему необходимо совершить сэппуку, он тотчас отправился в свои покои, дабы его исполнить.

Иэясу кивнул и обратился к присутствующим на веселом празднике:

— Это был весьма умелый человек и с большими амбициями. Он задумал умный заговор, и поначалу ему везло. Нас спасло то, что карма Ёсиды пересеклась с кармой Мацуямы Кадзэ. И все же Ёсида даже в смерти выказывает провидение и умение. Когда Нийя отправился убивать Хонда-сан, Ёсида знал: возможен провал и раскрытие заговора. В силу этого он окурил волосы благовониями, ибо понимал, что его ждет в случае неудачи. Теперь ароматная голова выглядит довольно приятно. — Иэясу окинул взглядом гостей. — Вот такому умению вы все должны учиться.

Примерно в то же время, когда Иэясу рассматривал головы своих врагов, Кадзэ и Кику-тян устраивались на соломе в теплом сарае. Обычно в теплую погоду ронин привык спать на улице, однако путешествие с девочкой внесло немало изменений в его образ жизни. И одним из первых стала необходимость поиска прибежища на ночь.

Кадзэ и девочка отправились пешком на запад за пределы Эдо по токайдской дороге. Затем, стремясь избежать встречи с людьми Окубо или Ёсиды, которые могут мстить за смерть хозяев, они перешли на проселочную дорогу и шли до поздней ночи, питаясь в пути жареными рисовыми шариками.

Кику-тян изнемогала от усталости, но не жаловалась. С каждым шагом она удалялась все дальше от тех ужасов, которые ей пришлось пережить в «Маленьком цветке».

Кадзэ еще мог бы продолжать путь, однако, видя, что девочка слишком утомилась, нашел крестьянина, который позволил им воспользоваться его сараем. Там они и устроились. Пахло сеном и животными. Сон пришел почти мгновенно.

Кадзэ не знал, как долго он спал до того момента, когда увидел во сне свою госпожу. У японцев считается нормальным разговаривать с мертвыми, так что это не испугало и не удивило его.

Во сне госпожа спустилась к нему с небес, сопровождаемая голубыми облаками. На ней было прекрасное кимоно, расписанное красноголовыми журавлями, летящими по шелковому небу. Белые крылья журавлей разгоняли облака. Кадзэ не мог понять — то ли облака нарисованы, то ли они настоящие.

Кадзэ поклонился, когда госпожа приблизилась к нему. Выпрямившись, он увидел, что ее лицо осталось таким же красивым и спокойным, каким оно сохранилось в его памяти. И она улыбалась.

— Тебе известно? — спросил Кадзэ.

Госпожа кивнула.

— Твоя дочь со мной. Она… ладно, у нее была трудная жизнь, моя госпожа. Не знаю, что я смогу сделать для девочки. Поищу какого-нибудь вашего родственника, который позаботится о ней. А пока она останется со мной. Жизнь-то у меня тоже непростая. Я постоянно в дороге, и в пути поджидают опасности. Окубо не любили в его клане, но для вассалов дело чести — начать на меня охоту. Кланы Ёсиды и Нийи тоже будут мстить. Кроме того, моя госпожа, я не знаю, как заботиться о десятилетнем ребенке. В прошлой жизни у меня была жена, а за детьми ухаживали наши слуги. Теперь у меня нет ни жены, ни детей, ни слуг. И я вовсе не уверен, что девочка должна оставаться со мной.

Госпожа пристально смотрела на Кадзэ. Ее улыбка становилась шире.

Он вздохнул:

— Хорошо. Я вижу, ты хочешь, чтобы твоя дочь осталась со мной. Сделаю все, что смогу, моя госпожа, хотя не знаю, будет ли Кику-тян хорошо со мной. Сиката га наи. Ничего не поделаешь. Только скажи мне, моя госпожа, счастлива ли ты? Могу ли я пойти к твоему погребальному храму и вернуть себе мой вакидзаси, хранитель самурайской чести? Возвратил ли я себе свою честь?