Убить королеву - [16]

— И что это может быть за пьеса?

* * *

Два часа спустя я преклоняю колени перед королевой Елизаветой в ее личных покоях в Уайтхолле. Нас окружают фрейлины. Это сплошь блондинки, только одни чуть светлее, а другие — потемнее. Они хихикают, прикрываясь веерами. На каждое из платьев пошло целое состояние, ткань шуршит, фрейлины не отрывают от меня взглядов. Я чувствую себя загнанной дичью.

— Тобиас, ты очень быстро вернулся. — Королева тоже обмахивается веером, который не скрывает улыбку.

— И все же это была очень долгая разлука, — отвечаю я. — Для разных людей время идет с разной скоростью. Кое для кого оно вдет шагом, для другого рысью, для третьего галопом, а для четвертого и вовсе застывает. В вашем присутствии время летит, а в разлуке с вами еле тянется.

Борода Кэри дрожит. Платья вокруг шуршат.

— Очень мило. Ты еще и поэт. — Она одним взмахом руки отпускает фрейлин. Они исчезают за тяжелым занавесом, послушные и молчаливые, как курицы. Только одна или две осмеливаются обернуться. — И все же я понимаю, что это не визит вежливости. Развей мое недоумение.

— Мы только что из «Глобуса», — поясняет Кэри. — Навещали любимого вами драматурга, чтобы проверить, как идет работа над вашим рождественским подарком.

— И как? Они уже кончают?

«Еще даже не разогрелись», — вспоминаю я.

— Да, и это великолепно, — лжет Кэри. — Не похоже на его прежние вещи. Там участвуют близнецы, кораблекрушение, квипрокво и, конечно, любовь. Занимательная вещь.

— Чудесно! — Королева хлопает в ладоши. — Кэри, вы меня избалуете.

Кэри торжествует.

— И все же, думаю, вы пришли говорить со мной не о театре.

— На самом деле, ваше величество, именно о нем. Точнее, к вам пришел Тобиас. — Кэри кладет руку мне на плечо, и я снова опускаюсь на колено, прося позволения говорить.

— Ах, вставай, — произносит королева. — Со спины ты не так хорош, как спереди. Скажи мне что-нибудь приятное.

Я не знаю, приятно ли это, но все же рассказываю все то же самое, о чем говорил Кэри на берегу, до последнего слова. Эссекс, заговор, все, о чем Кэри больше не желает слышать. Судя по тому, как темнеет лицо королевы, она этого слышать тоже не хочет. Она резко складывает веер и роняет его на колени.

— Почему ты считаешь, что католики настолько глупы? Как бы я к ним ни относилась, Тобиас, они взрослые люди. Не насекомые и не дети, которых оскорбляют шутки над верой.

— Эта пьеса будет не оскорблять их веру, а славить ее. — Я оглядываюсь на Кэри. Тот как будто задерживает дыхание. — Пьеса, которую пишет для вас Шекспир… она должна стать для вас рождественским подарком. А я предлагаю, чтобы она была написана о Двенадцатой ночи и для нее.

— Двенадцатая ночь?

— Ночь перед Богоявлением. Праздник, завершающий святки.

— Ты позволяешь себе слишком много, а я — слишком мало! — резко произносит королева. — Я знаю, что такое Двенадцатая ночь и как ее празднуют. Я знаю, что для кого-то это гулянка, а для кого-то — религиозный праздник.

— В этом и дело, — говорю я. — Католики любят праздники.

— Я предпочитаю называть это идолопоклонством. Почитание святых.

— На этом мы и сыграем. Назовем героев в честь католических святых: Андрей, Антоний, Мадонна…

— Мадонна слишком очевидно. Путь будет Мария. И кто сыграет главную роль? Должен ли он влюбиться?

— Да, в пьесах всегда влюбляются. Думаю, его сыграет Бёрбедж.

Королева цокает языком.

— Я не хочу видеть влюбленного Бёрбеджа. Я ведь могу смотреть на тебя.

— На меня, ваше величество? — Я оглядываюсь на Кэри. Он яростно шевелит губами, как будто хочет что-то сказать, но молчит. — Я не актер.

— Но ты бываешь в театре, а это уже полдела. К тому же как можно командовать кораблем, не стоя у руля?

Это приказ, и я не осмеливаюсь возражать.

— Да, ваше величество.

— Таким образом, ты предлагаешь написать еретическую пьесу, отдать ее Шекспиру для постановки — предположим, он согласится, — и что потом? Созвать всех возможных убийц в Лондоне и предложить им сыграть в пьесе? Заманивая их возможностью выступить передо мной, в темной комнате в моем собственном дворце, где так легко будет меня убить?

— Да.

Кэри издает придушенный звук. Мне кажется, что сейчас он возьмет меня за шиворот и выкинет из комнаты, как нашкодившую собаку.

— Я не позволю вашему величеству подвергать себя опасности, — говорит он.

— Чепуха, — неумолимо отзывается она, и я наконец вижу железную волю, которой она подчиняет себе любовников и подданных. Волю, выработавшуюся у нее из-за принадлежности к слабому полу. Восседай передо мной король, Кэри промолчал бы.

— Устроим представление в Миддл-Темпл… пусть им покажется, что они в безопасности. Близость реки позволит сбежать… по крайней мере, они так решат. Это идеальная ловушка. — Черные глаза на белом лице вспыхивают. — И как ты предполагаешь все обставить? Не можем же мы выпустить указ, приглашающий всех предателей участвовать в еретической пьесе… или ожидать, что они охотно придут.

— Нет, — отвечаю я, — пьесу и место представления мы будем держать в строжайшем секрете. Но этот секрет случайно и ненамеренно выйдет наружу… пойдут сплетни. А еще есть сеть католиков, за которой я слежу. Через две недели о пьесе будут говорить в каждой таверне и на каждом рынке Лондона.