Элиринор Лиственник — принц клана Рассветного ветра — задумчиво водил пальцем по заточенной кромке деревянного бумеранга и ждал, пока его спутники закончат трапезу. Отвратительный запах палёного мяса смешивался с вонью потных тел, мокрой медвежьей шкуры и оружейной смазки. И хоть ветер немного разгонял гарь, выдержка принца подвергалась серьёзному испытанию.
Эльф поправил закрывавший волосы капюшон плаща и проверил, не падают ли редкие капли дождя на налучье. Терпеть общество этих неполноценных оставалось уже недолго. После придётся пройти обряд очищения, но пока он ничем не должен выдавать своего раздражения. Если на этом холме действительно закаменел в многовековом сне последний из драконов, то в одиночку с ним не совладать.
Дракон!
Слово это ледяной волной пробежало по спине Элиринора, оставив после себя непередаваемо гадкий осадок. Лишь драконам удалось поработить лесной народ, и лишь из-за владычества драконов эльфы бежали из этого мира. И пусть было это в незапамятные времена, но перворожденные ничего не забывают. Даже то, что забыть надо. Да, теперь о стародавних событиях могут поведать только ветхие летописи, но дракон должен быть уничтожен. Не столько чтобы его кровь смыла пятно позора с народа леса, сколько чтобы не допустить возвращения тех мрачных дней.
Лиственник пробежался равнодушным взглядом по сидевшим у костра — ненавидеть можно лишь равных себе, а эти недостойны даже презрения — и поднялся на ноги. Не стоит терять время.
— Пора. — Слово, процеженное эльфом сквозь зубы, прозвучало как приказ, но человек лишь откромсал охотничьим ножом окорок туши копчёного кабана, разогревавшейся над костром.
— Перекуси. — Людвиг прекрасно знал, что лесной народ не употребляет в пищу дичи, но сдержаться не мог. Слишком уж надменно вёл себя этот эльф. И слишком много друзей рыцаря полегло в лесах на северном берегу Дубовой.
— Вкушающий мёртвое мясо сам всего лишь мясо, — несколько коряво перевёл Элиринор с эльфийского древнюю мудрость своего народа и отступил на шаг назад.
— Кто мясо?! — возмутился человек и, ухватив эльфа за полу плаща, рванул к себе. — К тебе по-хорошему…
Угрём извернувшись, Лиственник выскользнул из плаща, и по плечам у него рассыпались длинные серебристые волосы. Сообразив, что зашёл слишком далеко, человек тут же выкинул окорок, но оскорблённый эльф всё равно полоснул его по горлу зажатым в руке боевым бумерангом. Точнее, попытался полоснуть: жизнь Людвигу спасли лишь давным-давно вбитые в бесчисленных схватках рефлексы — отполированная деревяшка, подобная заточенной до бритвенной остроты стали, смахнула четыре пальца с подставленной под удар левой ладони. Боль на мгновение ослепила человека, а в следующий миг он пырнул эльфийского принца в живот охотничьим ножом.
И тут же перекатился в сторону. Орк, уже успевший размозжить голову гному, промахнулся, и тяжёлый ятаган глубоко ушло в дёрн. Меч вскочившего на ноги человека, сверкнув по широкой дуге, с размаху опустился на спину Снежному лису, и закалённое лезвие легко рассекло медвежью шкуру. Высвободив глубоко засевший в жилистом теле клинок, Людовик вторым ударом снёс бившемуся в предсмертных судорогах орку голову и на всякий случай вонзил острие меча между лопаток эльфу, безжизненно уткнувшемуся лицом в траву.
Почти теряя сознание от боли, терзающей левую кисть, Людвиг наклонился, чтобы оторвать от эльфийского плаща тряпицу, но неожиданно для себя упал на колени. Ошеломлённо мотая головой, человек попробовал встать, да только яд северной сосны не оставил ему на спасение ни единого шанса: судорожно пытаясь отдышаться, молодой рыцарь вновь опустился на землю и скорчился рядом с потухшим костром.
Дремавший на вершине холма старик открыл глаза, медленно поднялся с замшелого валуна и скинул с головы капюшон, подставляя лицо каплям осеннего дождя. Наделившие его даром пророчества боги в очередной раз не слукавили, и всё случилось именно так, как открылось ему в видении. Что ж, чему быть, того не миновать. А не миновать теперь долгих веков войн и рек пролитой крови. Крови, которая щедро пропитает каждую пядь этого мира и, в конце концов, пробудит спящих до поры до времени мёртвым сном богов.
Старый провидец потёр на мгновенье появившееся на его морщинистой щеке татуированное изображение крылатого змея, кусавшего собственный хвост, и принялся спускаться с холма, даже не оглянувшись на скалу, отдалённо напоминавшую формой голову дракона. И спускался он не просто навстречу багровым лучам закатного солнца, пробивавшимся через обложившие небо облака. Нет, провидец шёл навстречу будущему, в котором вновь появилось место и ему, и его богам. Навстречу большой войне.
