Убежище - [16]

Бенгид и Порриньяры ждали, пока я закончу, но по-разному. Порриньяры поняли все, что я здесь проделала. Они поняли в этом преступлении то же, что и я. Возможно, они даже осознали его худшие последствия. Но для ушей Бенгид допрос Гарримана прозвучал так же, как и все ее предыдущие допросы, не выявив больше того, что она уже знала.

Я не стала поворачиваться, чтобы объяснить ей что-то. Я стояла лицом к стене, ощущая, как вода в моем желудке превращается в кислоту, когда я прошептала слова, услышанные от Порриньяров во время расследования при нашей первой встрече. Слова, не подразумевавшие ничего, кроме дружелюбия, но означающие гораздо больше, когда речь шла о них двоих. «Нести бремя, слишком тяжелое для одного».

Секунда тянулась за секундой, пока Бенгид не произнесла:

— Я этого не вижу.

— Не видишь, — подтвердила я, не оборачиваясь, — и вряд ли могла бы увидеть. Но ведь ты никогда не жила со связанными людьми и не задумывалась о том, чтобы стать таковой. Этот феномен не часть твоей повседневной жизни, а лишь странная, пугающая и чуждая процедура, о которой ты не хочешь даже думать и уже тем более понять.

— И что?

— А то, что ты позволила Гарриману выдать признание, которое поведало тебе все, при этом ничего не раскрывая. И тебе ни разу не пришло в голову, что чистая правда, высказанная здесь, может скрывать другую правду, которая лежит на виду.

Я обернулась. Бенгид сидела с широко раскрытыми глазами, ничего не понимая. Она догадывалась, что я обнаружила нечто ужасное, но не могла понять, что именно.

— Ты плачешь?

Верно, а я и не заметила. Я вытерла горячие слезы, превратив их в два одинаковых мазка на щеках, и сказала:

— Ничего удивительного.

— Бога ради, Андреа, да что с тобой?

Я глубоко вздохнула, снова вытерла лицо и ответила:

— По сути? В разнице между тем, что они не могли скрыть и знали это, и тем, что надеялись скрыть.

Она покачала головой:

— Ничего не…

— Да знаю я, что не понимаешь, — огрызнулась я. Мой голос дрогнул, еле заметно намекая на сдерживаемую истерику. — И не поймешь, пока я не продемонстрирую.

Я повернулась к Порриньярам — они стояли у дальней стены комнаты, глядя на меня с одинаковыми выражениями настороженности и беспокойства. Да, они понимали: что-то пошло не так. Они лишь не знали, насколько не так.

Я снова вздохнула.

— Извините, что превращаю вас в актеров, но мне надо показать Лайре, как это работает. Скай, опустись на секунду на пол, а потом встань. Осцин, выйди в коридор и сразу вернись. Когда окажетесь вместе, возьмитесь за руки. А потом я задам вам несколько вопросов.

Они кивнули и под взглядом совершенно озадаченной Бенгид выполнили мои просьбы буквально. Скай опустилась на колени, Осцин вышел из комнаты, Скай встала, Осцин вернулся.

К тому моменту, когда они взялись за руки и снова повернулись ко мне, Бенгид, наверное, решила, что я окончательно сошла с ума. Но тут я отвернулась от них — зная, что они позади меня, но утешаясь тем, что могу не смотреть им в глаза.

— Осцин, кто опустился на колени?

— Скай, — ответил только Осцин у меня за спиной.

— Скай, кто выходил в коридор?

— Осцин, — ответила Скай.

— И еще пара вопросов. Осцин, кто выходил в коридор?

— Осцин, — ответил он.

— Скай, кто опускался на колени?

— Скай, — ответила она.

— И последний вопрос: когда вы все сделали, кто взялся за руки?

— Я, — ответили они знакомым общим голосом.

Я попыталась улыбнуться Бенгид, но улыбка, наверное, выглядела как гримаса.

Она так ничего и не поняла:

— И что это должно было доказать, черт побери?

— Ты сама не раз в этом путалась, так ведь, Лайра? Черт, да только на нашем первом совещании ты сделала это несколько раз.

— Так помоги мне, Андреа. Если не начнешь объяснять прямо сейчас…

— А ты будешь слушать?

Она скрестила руки на груди и стала ждать.

Я закрыла глаза, сосредоточилась на том, чтобы держать себя в руках несколько ближайших минут, и дала себе разрешение отпустить тормоза, если потребуется, как только эти несколько минут пройдут. Я всегда могу быть роботом, находя прибежище в фактах. Я так уже делала.

Когда я заговорила, мой голос старчески задрожал, но обретал силу с каждой высказанной идеей:

— Послушай, это очень просто. За короткое время существования среди нас синхросвязанные люди обрели репутацию одной из самых раздражающих тем для обсуждения в человеческой цивилизации. И не потому, что они наиболее раздражающие представители человеческой цивилизации…

— Хотя мы можем такими быть, — вставили Порриньяры.

— …просто всё, что к ним относится, не вписывается в синтаксис, исходно предназначенный для указания на индивидуальных людей, занимающих отдельные тела. Говоря о связанных парах или беседуя со связанными парами, ты не можешь не наткнуться на проблему с местоимениями, двусмысленные формы множественного числа и еще на десяток других причин для своеобразных семантических узлов, из-за которых ты несколько раз запиналась посреди фразы во время нашего первого совещания.

Поэтому связанные люди и те, кто живет рядом с ними, вынуждены использовать большинство имеющихся под рукой лингвистических инструментов. Например, Осцин и Скай реально не являются отдельными людьми, но сохраняют индивидуальные имена. Зачем? Потому что, хотя их индивидуальные тела — это отдельные личности не более, чем твои правая и левая руки отдельные существа, они сохраняют способность к индивидуальным поступкам и могут описывать эти поступки индивидуально. Для них не имеет значения, какое из тел говорит. Первое лицо, единственное число — «я» — всегда означает нечто, что они сделали вместе, а их личные имена всегда означают действие, которое совершил только один.