Убежище. Дневник в письмах - [6]

Вечером Хелло должен был прийти ко мне, но около шести он позвонил. Я подошла к телефону, и он сказал:

– Говорит Хельмут Силберберх. Будьте добры, можно позвать Анну?

– Да, Хелло, это Анна.

– Привет, Анна. Как поживаешь?

– Спасибо, хорошо.

– Я хотел тебе сказать, что, к сожалению, сегодня не смогу прийти, но все же мне хотелось бы с тобой поговорить. Можно, я через десять минут подойду к твоему дому?

– Хорошо, ну пока!

– Пока, я сейчас буду.

Положив трубку, я скоренько переоделась и немножко поправила волосы. Потом в волнении высунулась из окна. Наконец он пришел. Чудо из чудес – я не помчалась по лестнице стремглав, а спокойно ждала, пока он позвонит. Я спустилась вниз, и он, не дав мне прийти в себя, выпалил:

– Слушай, Анна, моя бабушка считает, что ты еще слишком молода, чтобы с тобой встречаться. Она говорит, мне надо бывать у Лёвенбахов, но ты, наверное, знаешь, что я больше не встречаюсь с Урсулой.

– Почему, разве вы в ссоре?

– Нет, наоборот. Я сказал Урсуле, что мы все равно разные люди и поэтому нам лучше порвать отношения, но пусть она ходит к нам в гости, а я, надеюсь, буду бывать у них. Ведь я думал, что Урсула гуляет с другим мальчиком, и соответственно с ней обращался. Оказывается, это совершенно не так. И теперь мой дядя говорит, что я должен перед ней извиниться, но я, конечно, не хочу, и поэтому я с ней порвал, но это всего лишь одна из множества причин.

Моя бабушка хочет теперь, чтобы я бывал у Урсулы, а не у тебя, но я не хочу и не буду! У стариков бывают иногда страшно устарелые представления, но мне с ними считаться нечего. Конечно, я завишу от бабушки и дедушки, но в каком-то смысле и они нуждаются во мне. Вечерами по средам я теперь свободен, потому что дед с бабушкой думают, будто я хожу на уроки резьбы по дереву, а на самом деле я бываю в кружке сионистской партии. Мне ходить туда нельзя, потому что мои бабушка и дедушка очень против сионизма. Я тоже не фанатик этого дела, но мне интересно. Хотя в последнее время там какая-то неразбериха, и я думаю, что больше туда ходить не стану. В среду я туда пойду в последний раз. Значит, мы можем с тобой видеться по средам вечером, по субботам днем и вечером, в воскресенье днем и так далее.

– Но если твои бабушка и дед этого не хотят, то тебе не следует делать это за их спиной.

– Силой любить не заставишь.

Когда мы проходили мимо книжной лавки Бланкевоорт, там стоял Петер Схифф с двумя ребятами; в первый раз за долгое время он со мной поздоровался, и я страшно обрадовалась.

В понедельник вечером Хелло пришел к нам, чтобы познакомиться с моими родителями. Я купила торт, конфеты, чай и печенье, всякой всячины, но нам с Хелло было скучно вот так рядышком сидеть на стульях, мы ушли гулять, и только в десять минут девятого он проводил меня домой. Папа страшно сердился, ему вовсе не понравилось, что я вернулась поздно, пришлось пообещать, что в дальнейшем буду приходить домой без десяти восемь. В эту субботу меня пригласили к Хелло.

Вилма мне рассказала, что Хелло однажды вечером был у нее и она его спросила:

– Кто тебе больше нравится – Урсула или Анна?

Тогда он сказал:

– Не твое дело.

Но когда он уходил (они целый вечер больше не разговаривали друг с другом), он сказал:

– Конечно, Анна, ну, пока, – только ты никому не говори.

И – хоп, исчез за дверью.

По всему заметно, что Хелло теперь в меня влюблен, и для разнообразия мне это нравится. Марго сказала бы: «Хелло – очень подходящий парень», по-моему, тоже и даже больше. Мама от него в восторге. «Умный, вежливый и приятный мальчик». Я рада, что Хелло так понравился всему нашему семейству, но он совсем не понравился моим подругам, которых он считает совершенными детьми – и тут он прав. Жак вечно дразнит меня из-за Хелло; я вовсе не влюблена, о нет, но ведь могу же я иметь друзей, кому какое дело.

Мама все еще спрашивает, за кого бы я в будущем хотела выйти замуж, но я думаю, она бы ни за что не отгадала, что за Петера, потому что, когда речь заходит о нем, я не подаю вида. Я люблю Петера так, как еще никогда и никого не любила, и постоянно внушаю сама себе, что Петер гуляет со всеми этими девочками, только чтобы скрыть свои чувства. Возможно, ему теперь тоже кажется, что мы с Хелло влюблены друг в друга. Но это не так. Он просто один из моих дружков, или, как выражается мама, кавалер.

Твоя Анна

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 5 ИЮЛЯ 1942 г.

Дорогая Китти!

Годовой акт в пятницу в Еврейском театре прошел отлично, мой табель совсем не так плох, «неуд» только один, по алгебре – пять, остальные все семерки, две восьмерки и две шестерки[3]. Дома все довольны, но мои родители насчет отметок совсем не похожи на других родителей, им никогда не важно, плохие или хорошие у меня отметки, гораздо важнее, чтобы я была здоровая, веселая и не слишком грубила. Лишь бы эти три вещи были в порядке, остальное само приложится.

Но я наоборот, мне бы не хотелось быть плохой ученицей. В лицей меня приняли условно, потому что я в общем-то должна была остаться в 7-м классе школы Монтессори номер шесть, но, когда всем еврейским детям надо было переходить в еврейские школы, менеер Элте после недолгих переговоров принял меня и Лис Хослар условно. Лис тоже перевели, но с трудной переэкзаменовкой по геометрии.