Убеждение - [10]

Россия еще задыхалась под гнетом реакции, охватившей все стороны жизни после казни декабристов. Николай I усиленно насаждал охранительную теорию, которую выразил триединой формулой министр просвещения граф Уваров: «православие, самодержавие, народность». Передовые люди России ее не принимали. Однако добровольные защитники этой официальной самодержавной «народности» сыскались и в Московском университете — ими стали историк Погодин и его друг — профессор словесности Шевырев.

«Кто мы? Когда мы? Откуда мы? Где мы? И что мы?» — такие вопросы ставил Погодин в своих лекциях, но слушать его почти никто не хотел, как, впрочем, и Шевырева, который в отличие от грубоватого Погодина распространялся о литературе певуче-изысканным стилем, многословно, но малосодержательно — записывать его было легко: за час набиралось существенных мыслей едва ли на полстранички. Зато любил Шевырев к месту и не к месту цитировать итальянских поэтов, хвалясь произношением чужого языка. И при всей своей слащавой изысканности становился остервенело злым, едва речь касалась русских писателей-реалистов. Небольшого росточка, тщедушный, с каким-то смешным квадратным брюшком, он свирепо нападал на Гоголя, ставя его ниже третьесортных бездарных сочинителей.

— Ай, Моська, знать она сильна! — смеялся Ушинский, и товарищи поддерживали его — им Шевырев так же не нравился, как и Погодин.

Конечно, студенты были тоже разные. Отпрыски родовитых дворян, щеголявшие французским языком, мундирами с треуголками и белыми перчатками, болтали лишь о балах да рысаках. Были они надменно-спесивы со своими ровесниками-разночинцами. А иные из будущих юристов проявляли лакейское угодничество перед влиятельными профессорами — раболепно записывали лекции, лишенные всякой научной ценности, из подхалимства делали визиты будущим экзаменаторам.

Ушинский смеялся как над великосветскими львами, так и над верноподданными холуями. Из среды аристократов он выделял одного лишь князя Владимира Черкасского. Черкасский был человек целеустремленный, эрудированный, учился с большой серьезностью. Он и закончил университет первым кандидатом, Ушинский занял второе место.

Аристократы редко посещали трактир «Великобритания». Они для себя облюбовали более дорогую кофейную Печкина. «Великобритания» же была центром студентов-демократов. В их кругу Константин Ушинский стал пользоваться авторитетом с первых дней университетской жизни. Товарищей поражала его удивительная память. Он легко запоминал даты, формулы, цифры. В разТоворе, скажем, он мог свободно перечислить все горные вершины Центральной Европы, с указанием их высоты над уровнем моря. Но при таком цепком внимании к деталям Константин обладал способностью быстро схватывать самое главное в теме, которую развивал профессор. Нередко после лекции товарищи окружали его:

— Послушай, дружище, разъясни-ка ты нам попонятнее про эти самые нибуровские идеи, о которых толковал сейчас с кафедры декан!..

Он выглядел хрупким юношей, с тонкими чертами красивого бледного лица, изящно-стройный, подчеркнуто спокойный. Правда, в спорах он сильно горячился, но потом сам от этого страдал, давая себе твердый зарок быть более сдержанным.

…— Ушинский! — В переполненную «Великобританию» ворвался однокурсник, всегда очень подвижный, рыжеватый Юлий Рехневский. Размахивая какой-то бумажкой, он издали закричал, пробираясь между столиками: — Два билета в Малый! Идешь?

Малый театр с его знаменитыми актерами Щепкиным и Мочаловым привлекал Константина. Скудные средства, получаемые от отца, не позволяли посещать спектакли часто. Жить приходилось скромно, дополняя бюджет частными уроками. И в комнате, которую Константин занимал, он фактически проводил только ночь. Остальное же время суток бывал либо в университете, в библиотеке, либо ходил давать уроки, обедал и ужинал в «Великобритании». Однако от театра никогда не отказывался. Однажды в Москву из Новгород-Северского приехал Костин дядя. Он тоже собрался сходить в театр, но вынужден был срочно уехать. И неиспользованный билет оставил племяннику. Константин повертел нежданный подарок в руках: роскошно! Разве не праздник — посидеть в партере? Только не лучше ли продлить этот праздник, не соблазняясь роскошным рядом? И, подняв билет над головой, Константин объявил в аудитории:

— Кто желает встретиться с великим трагиком на близком расстоянии?

Желающий из более обеспеченных студентов тут же нашелся. А Константин, не теряя времени, направился в кассу театра и приобрел сразу несколько дешевых билетов — пусть на галерке, зато побывает в театре неоднократно.

Не отказался он от предложения Рехневского и на этот раз.

А в театре увидел Александра Островского и Алексея Писемского. Эти студенты-однокурсники разделяли его увлеченность сценой. Будущий драматург Островский учился с Ушинским на юридическом факультете, но после второго курса оставил университет, занялся литературным трудом. А Писемский, хотя и был на физико-математическом факультете, сблизился с Ушинским тоже благодаря любви к искусству. Писемский и сам пробовал силы в литературе. Вообще в кругу друзей Ушинского литературные интересы занимали большое место. В Москве в 1842 году даже вышел сборник студенческих произведений «Подземные ключи». В нем напечатал стихи начинающий поэт Полонский, который учился вместе с Ушинским. Под литерами «В. А.» скрыл свое авторство и князь Черкасский.