Убейте льва - [24]

— Густаво, — говорит Ангела, — ты не должен забывать: то, что сделали они, желали бы сделать многие из нас, но не нашли в себе сил.

Наступает тишина. Входит лакей:

— Леди Фоппс у телефона, сеньора.

Ангела поспешно выходит, надеясь услышать добрые вести.

Банкаррентос с трудом встает и ковыляет к шкафчику за второй рюмкой коньяка, Убивон продолжает ходить по залу, Эскотинес опять обращает взор к лужайке с павлинами, Куснирас садится. Входит Ангела, она в полном отчаянии. Все смотрят на нее.

— Они признали себя виновными. Английское посольство не может вмешаться. Им — конец.

Все очень расстроены.

— Остается ждать Карлоса, — говорит Банкаррентос.

Они проводят время в ожидании дона Карлосика за игрой в карты. Куснирас выигрывает три кона подряд.

Появляется дон Карлосик, на нем лица нет. Он останавливается посреди салона и со слезами на глазах, воздев руки, произносит:

— Они приговорены! Их ждет расстрел!

— Ты должен за них заступиться, — говорит ему Банкаррентос.

Дон Карлосик отвечает в полнейшем изнеможении:

— Я уже попытался. Ничего не вышло. Меня не приняли. Ангела, ты понимаешь, что все это значит? В парламенте больше нет депутатов от Умеренной партии, Закон об экспроприации будет протащен, Кумдачу у нас отнимут… Мы пропали.

Вымолвив это, подавив исторгавшееся из груди рыдание, еле двигая заплетающимися ногами, но гордо подняв голову — словно не кого-то, а его самого ведут на расстрел, — дон Карлосик покидает зал.

Проходит минута тишины, и Ангела восклицает:

— Какой позор! Жизнь трех людей в опасности, а этот человек думает о своей усадьбе в Кумдаче!

Она встает и идет вслед за мужем. Куснирас тасует и сдает карты.

Ангела впархивает в холл первого этажа: развевающиеся шелка, шумное дыхание. Она спешит в спальню супруга, открывает дверь и видит его сидящим на кровати — одна нога босая, носок в руке, остекленевший взгляд устремлен в глубь скинутого ботинка.

Ангела остывает. Входит в комнату и направляется к кровати. Он жалобно смотрит на нее. Когда она подходит, он разражается рыданиями, уткнувшись лицом в живот супруги, которая, немного поколебавшись, нежно касается рукой его головы.

Гаспар, кот Простофейры, дремлет на столе в столовой, позируя своему хозяину, который набрасывает его карандашный портрет в альбоме для рисования.

В гостиной Росита Гальванасо, в одной нижней юбке, смотрится в зеркало. Эсперанса делает последний стежок на цветастом перкалевом одеянии, которым ей надо прикрыть пышные телеса своей приятельницы и клиентки. Донья Соледад сидит в качалке и кормит только что вылупившегося птенца канарейки, которого держит в кулаке на коленях: сует ему в клювик зубочистку, обмакивая ее во вчерашнюю похлебку. Она произносит немеркнущую фразу:

— В мои времена таких безобразий не было, — и затем, обращаясь к птенцу, говорит: — ешь, глупенький, твоя мать улетела.

Виданное ли дело, чтобы в шесть вечера человек сидел в столовой и рисовал кошек? Раньше мужчины крепко пили, но умели и деньги домой приносить.

Росита, погруженная в созерцание своих округлостей, замечает:

— Становлюсь упитаннее с каждым днем! Хорошо, что моему Гальванасо полнота по вкусу.

Эсперанса — во рту булавки, в руках широченное платье — встает и говорит сквозь зубы:

— Я уже его сметала.

— Какое прелестное! Какое элегантное! Какое изящное! — говорит донья Соледад и, забывшись, сует птенцу зубочистку в глаз.

Росита втискивается в платье, которое Эсперанса старается натянуть ей на чресла.

Гальванасо в прекрасном благодушном настроении, с пакетами и свертками в руках входит в дом и неожиданно появляется в гостиной. Женщины жеманно хихикают и пищат:

— Господи Иисусе, нашествие мавров!

— Закройте глаза, плут вы этакий!

— Пошел вон, нахал!

Гальванасо, этот полицейский Людоед, деликатно закрывает глазки, словно никогда не видел свою жену в дезабилье, и позволяет Эсперансе и Росите повернуть себя вокруг оси и вытолкать за дверь со словами:

— Марш в столовую, чудовище, здесь тебе вовсе не место!

Донья Соледад, откачнувшись назад и запрокинув голову, продолжает сжимать в кулаке птенчика и громко хохочет над подобным неделикатным вторжением в мир целомудрия.

Гальванасо врывается в столовую, выводит кота Гаспара из дремоты и вмиг лишает хозяина источника вдохновения. Гаспар спрыгивает со стола и шныряет в кухню, Простофейра прикрывает рисунок чистым листом, а Гальванасо кидает свертки на стол и говорит:

— Трудный был день, но полезный!

— А что ты делал?

— Покончил с оппозицией, только и всего.

— С какой оппозицией?

— С твоим патроном, доном Касимиро.

Простофейра настораживается:

— С доном Касимиро? А что случилось?

— Он хотел убить сеньора президента. Он и двое других. К счастью, засыпались. Их схватили и доставили ко мне. Еще сознаваться не хотели, подлые трусы. Я подозвал дона Касимиро поближе и говорю ему: «Ну-ка нагнитесь, вон там». Да и дернул его сам знаешь за что. Способ надежный! Все трое сознались. Завтра их расстреляют.

Простофейра на мгновение теряет дар речи.

— Расстреляют дона Касимиро? Тогда закроют и школу! Как же я буду жить?

— Будешь пиликать на скрипочке.

— Этого мало.

— Хватит, не будь эгоистом. Подумай о благе страны, ведь пришел конец умеренной оппозиции, политическая атмосфера станет такой же чистой, как свежевыстиранная рубашка. И все мы заживем в мире и покое.