Убей свою любовь - [5]

– Ну ты же девочка... – иногда почти растерянно говорил отец, когда я в очередной раз оказывалась «на коне», и я только фыркала:

– Тоже мне – поисковый признак.

Папа сам отчасти виноват в том, что я выросла такой. Он воспитывал меня один с семи лет, когда вернулся после очередной – и последней – отсидки, а мама ушла, бросив меня и братьев. Слава и Семен были уже взрослыми, и воспитать в них характер отец уже не мог, а я... Меня, малолетнюю, папа научил многим вещам, которых девочка знать и уметь не обязана. Именно папа отдал меня в секцию спортивной стрельбы, разрешил учиться водить мотоцикл, а затем и машину, объяснил святое правило «свой за своего» – и я следовала этому всю жизнь.

* * *

Я открыла глаза, и тут же в ухо мне буквально впился, как комар, громкий крик – так вопить мог только папа, и только в крайнем случае. Определенно случилось что-то, сумевшее с утра пораньше вывести из себя моего родителя. Я села в постели, потянулась левой рукой вверх, размяла плечо и решила пренебречь сегодня утренней тренировкой в стрельбе, потому что уж больно громко он орал – как бы инфаркт не спровоцировал.

Наскоро сполоснув лицо и натянув спортивный костюм, я пошла вниз. Крик отца доносился из гостиной, и это было странно – обычно он решал все свои дела в кабинете. Не удосужившись как-то предварительно обозначить свое появление, я начала с порога:

– Папа, успокойся! Тебе нельзя... – и осеклась под гневным взглядом раскрасневшегося от крика родителя:

– Кто тебе позволил входить?!

Я обвела взглядом комнату и увидела в кресле у камина бледного Бесо. Он то и дело вытирал платком потный лоб и бормотал что-то. Папа же был просто в ярости – красный, расхристанный, как после драки, кулаки сжаты, глаза светятся неприкрытой злобой. Что это тут у них?

– Александра! – рявкнул отец, заставив меня вздрогнуть, но сдаваться я не думала:

– Не кричи! Я тебя просила – относись к своему здоровью внимательнее, хватит в доме одного инвалида!

– Во-о-он! – заорал отец, сделав шаг в мою сторону, и я сочла за благо выйти, но не потому, что боялась, а просто видела – он вот-вот совсем потеряет голову. Лучше отступить и прибегнуть к испробованному за много лет и совершенно безотказному способу – уйти в соседнюю комнату и тихонько покурить там, прислушиваясь к разговору. Тем более что сегодня и напрягаться особенно не надо – так громко орет. Главное, чтобы в пылу беседы он не вспомнил о моей привычке...

Но отцу было не до меня. Судя по тому, что он говорил Бесо, тот вляпался в какую-то некрасивую историю и теперь пытался оправдаться. И пахло это дело не чем иным, как наркотиками. У меня в голове вдруг зашевелились нехорошие воспоминания. Братец Сема в свое время едва не погорел именно на этом – на торговле кокаином. Однако выяснить, откуда он его брал, я так и не смогла. И вот снова «наркотическая тема» всплывает в нашем доме. Не к добру это.

– Фима, ты слову моему не веришь? – верещал меж тем Бесо в соседней комнате. – Ты ж брат мне! Мамой клянусь – я не знал!

– Не знал?! Ты не знал, что в твоем клубе толкают кокс чуть ли не вместе с входным билетом, паскуда?! Ты не знал, что менты устроили подряд три проверки с контрольной закупкой, и все три оказались удачными?! – гремел папа.

– Фима, ты ведь знаешь – я в клубе давно не появляюсь, там Резо управляющим, у него все всегда...

– Все всегда?! Так это твой щенок горбоносый замутил?!

Резо – племянник Бесо, которого тот усыновил, когда мальчик остался без родителей, – почти мой ровесник, мы с ним много времени проводили вместе в детстве, а потом как-то потерялись. Хотя, если честно, помнить всю родню Бесо и Медеи попросту невозможно – в их доме, кроме трех дочерей, постоянно гостят многочисленные племянники и племянницы, коих великое множество. Резо приемный отец отправил учиться в Пражский университет, я поступила в медицинский, и потом мы почти не виделись. Я даже затруднилась бы сказать сейчас, как именно выглядит мой приятель. Значит, теперь он управляет отцовским ночным клубом, и в этом самом клубе милиция обнаружила кокаин. Да уж...

– Короче, Бесо. Если через три дня ты мне не притащишь сюда того, кто поставляет кокс в твой клуб, я больше ни за что не ручаюсь, – папа вдруг заговорил почти спокойно, и это совсем плохой признак – после такого обычно ничего хорошего не следовало. – Ты понял?

Что ответил Бесо, я не услышала, но решила все-таки выйти в коридор и проводить его. Мне до слез было жаль старого толстяка, который всегда хорошо ко мне относился.

Я успела догнать его уже в прихожей, схватила за рукав пальто, и он обернулся, охнул по-стариковски:

– Санька! Ты чего тут?

– Тебя провожаю. Чего это вы с утра пораньше? – я кивнула в глубь квартиры, туда, где находился отец, и Бесо тяжело вздохнул:

– Ой, Саня, не вникай. Сам ничего не пойму. Три дня сроку... – Он снова вытащил платок и вытер лоб.

– Хоть наколки-то есть? – не отставала я, но Бесо только махнул пухлой рукой:

– Не вникай, сказал! Без тебя тошно, Санька. Ладно, поеду.

Он поцеловал меня, добавил что-то по-грузински и вышел. Через закрытую дверь я услышала, как он орет на своих охранников, как ревут джипы, вылетая за ворота, и вот все стихло.