Убей меня нежно - [38]

— Вот мы и пришли.

Машина оказалась древним черным «ровером» с мягкими кожаными сиденьями и симпатичной приборной доской под орех. Внутри пахло сигаретами. Адам открыл мне дверь, а потом сел за руль с таким видом, словно автомобиль принадлежал ему. Он включил зажигание и влился в поток машин, характерный для субботнего утра.

— Куда мы едем?

— Просто на запад Шеффилда, в Пик-дистрикт.

— Это что, волшебное, таинственное путешествие?

— Навестить моего отца.

* * *

Дом был величественным и одновременно холодным, открытым из-за своего расположения в низине всем ветрам. Он был, думала я, безусловно, красивым, но сегодня мне хотелось уюта, а не суровой простоты. Адам остановил машину возле дома, рядом с ветхими надворными постройками. В воздухе медленно кружились крупные снежинки. Я ожидала, что откуда-нибудь выбежит собака и начнет на нас лаять или появится старый слуга, чтобы встретить нас. Но нас никто не встретил, и у меня возникло тревожное впечатление, что в доме вообще никого нет.

— Он нас ждет?

— Нет.

— Адам, а он вообще знает о нас?

— Нет, поэтому-то мы и здесь.

Он поднялся к двойной передней двери, тихо постучался и открыл ее.

Внутри было холодно и довольно темно. Прихожая представляла собой неприветливый квадрат полированного паркета с дедовскими напольными часами в углу. Адам взял меня за локоть и провел в гостиную, полную старых диванов и кресел. В конце комнаты виднелся камин, в котором, казалось, уже многие годы не разводили огонь. Я плотнее запахнула пальто. Адам снял с себя шарф и обвязал мне шею.

— Мы здесь не задержимся, дорогая, — сказал он.

Холодная кухня с каменным полом и отделанная деревом тоже была пуста, хотя на столе стояла тарелка с крошками и лежал нож. Столовая явно была одной из тех комнат, которыми пользуются раз в год. На круглом полированном столе и на строгом комоде красного дерева стояли новенькие свечи.

— Ты здесь вырос? — спросила я, поскольку не могла представить, что в этом доме когда-либо играли дети.

Адам кивнул и указал на черно-белую фотографию, стоявшую на каминной доске. Мужчина в мундире, женщина в платье и ребенок между ними стояли возле дома. Все выглядели хмурыми и официальными. Родители намного старше, чем я ожидала.

— Это ты? — Я взяла фотографию в руки и поднесла ее к свету, чтобы лучше разглядеть. Ему, должно быть, было лет девять, темные волосы и нахмуренные брови. Руки матери покоятся на его упрямых плечах. — Ты совсем не изменился, Адам, я бы тебя все равно узнала. Какая красивая была у тебя мама.

— Да. Она была красивой.

Наверху все комнаты были изолированными, все односпальные кровати были разобраны, подушки взбиты. На каждом подоконнике стояли букеты, сделанные из давным-давно засохших цветов.

— Где была твоя комната? — спросила я.

— Здесь.

Я осмотрелась: белые стены, желтое со сборками покрывало на кровати, пустой платяной шкаф, картина с унылым пейзажем, маленькое удобное зеркало.

— Но тебя здесь совсем нет, — сказала я. — Ни одного следа от тебя. — На лице Адама появилось легкое раздражение. — Когда ты уехал отсюда?

— Ты имеешь в виду навсегда? Думаю, в пятнадцать лет, хотя меня отправили в школу, когда мне было шесть.

— А куда ты поехал, когда тебе исполнилось пятнадцать?

— То туда, то сюда.

Я начала понимать, что прямыми вопросами от Адама было сложно добиться информации.

Мы вошли в комнату, которая, как сообщил Адам, принадлежала матери. На стене висел ее портрет, и — странная деталь — рядом с засохшими цветами была аккуратно выложена пара шелковых перчаток.

— Твой отец ее сильно любил? — спросила я Адама.

Он немного странно посмотрел на меня.

— Нет, не думаю. Смотри, вот и он.

Я подошла к окну, где стоял Адам. Очень старый мужчина шел по саду в сторону дома. Его седые волосы покрывал снег, плечи тоже белели снегом. На нем не было пальто. Он выглядел таким худым, что казался прозрачным, однако спину держал довольно прямо. У него в руке была палка, но похоже, он пользуется ею, чтобы разгонять белок, которые метались по ветвям старых буков.

— Сколько отцу лет, Адам?

— Около восьмидесяти. Я был поздним ребенком. Моей самой младшей сестре было шестнадцать, когда я родился.

* * *

Отец Адама — полковник Таллис, как он велел мне себя называть, — показался мне тревожно-древним. Его кожа была бледной и тонкой. На руках проступили старческие пятна. Глаза, поразительно голубые, как у Адама, были мутными. Брюки висели на тощем теле. Он, казалось, нисколько не удивился, увидев нас.

— Это Элис, — сказал Адам. — В следующую пятницу я собираюсь жениться на ней.

— Добрый день, Элис, — произнес полковник. — Блондинка, а? Значит, сын мой, ты собираешься жениться. — Его взгляд показался мне почти злым. Потом он снова повернулся к Адаму. — Тогда налей мне немного виски.

Адам вышел из комнаты. Я не знала, что сказать старику, да и он не проявил никакого интереса к разговору со мной.

— Вчера я убил трех белок, — помолчав, вдруг объявил он. — При помощи капканов, знаете ли.

— Ого.

— Да, они паразиты. И плодятся все быстрее. Как кролики. Я застрелил шесть штук.

Адам вошел в комнату, в руках он нес три стакана с янтарной жидкостью. Дал один отцу, другой протянул мне.