Убей меня! - [9]

Всевышний! Я раб Твой, трижды раб и грязный червь и прах и гной, судьба моя - в Твоей руце, я ко всему готов, ибо кто я, опять же червь и тлен, но если бы, молю Тебя...

Рога гудят! Бубны гремят! Они пошли! Поют победный гимн! И я...

Дал знак! И - "Барра!" - первый легион пошел! Пошел и Гурволод. И это меня сразу успокоило. Во-первых, я до последнего мгновения ждал от него какой-нибудь каверзы, а во-вторых, ярлградцы, продолжая спускаться с холма, должны были вот-вот оказаться зажатыми с обоих флангов: слева моим первым легионом, а справа варварами Ровска. И вот когда они войдут в непосредственное соприкосновение с противником и тот будет вынужден поспешно перестраивать свои боевые порядки, я и введу в дело второй легион. И тогда...

Я посмотрел на Любослава. Юный варвар был уже вполне спокоен и с большим любопытством наблюдал за движением войск.

И вот уже на моем левом фланге столкнулись толпы ровцев и ярлградцев. А вот и мои передовые когорты медленно, но неумолимо начали теснить неприятеля.

А вот из городских ворот спешит на помощь подкрепление. Но сколько их! Смешно сказать! Однако я отдал приказ - и наши огнеметные орудия дали по ним прицельный залп. Потом еще один. Еще. Хор-рошо!..

Но тут Гурволод вдруг дрогнул и начал сдавать. Он, правда, пока еще только отходил, он еще держал некое подобие строя... Но варвары, они такой народ: чуть что - и сразу в панику, и побегут, словно бараны. Я посмотрел на Любослава и сказал:

- Вот, полюбуйся, ярл! Твой дед умеет только бахвалиться. А я молчал. Ну а сейчас... Скажу!

И повелел, чтобы второй легат немедленно вводил своих воинов в дело!

И они спешно двинулись вверх по холму. А чтобы их удар был ощутимее, интервалы между когортами были сведены до минимума, ну а сами когорты перестроились в глубокие колонны и первые пятьдесят шагов прошли церемониальным маршем, а следующие пятьдесят - двойным печатным, потом - в "раз-раз", потом - бегом. Потом...

Они бы растерзали их! Они бы, я вам говорю...

Но...

Да! Мы лишь сражаемся, а судьбу нашего сражения в иных местах решает даже не Всевышний, а просто непонятно кто! Когда мои бегущие когорты были уже в какой-то сотне шагов от неприятеля, ярл Любослав вдруг выхватил свой меч и с криком "Хрт! Я твой!" вонзил его себе в живот и захрипел, заныл, и...

Это было страшно! Ибо внезапно и с ужасным грохотом все наши корабли все, до единого! - вдруг запылали ярким и высоким пламенем. В рядах противника раздались радостные вопли. А мой бегущий легион, сломавши строй...

А варвары Гурволода...

А первый легион...

А...

Да! Но по порядку. Без эмоций. Итак, атака второго легиона сама по себе захлебнулась. А первый легион, до той поры сражавшийся с достаточным успехом, тоже дрогнул и стал отходить. А варвары Гурволода, поворотив мечи, ударили в мой правый фланг, который был и без того сильно расстроен.

А наши корабли горели как солома! Караульная команда попыталась было погасить пожар, но вскоре разбежалась в полном беспорядке.

А варвары шаг за шагом оттесняли нас вниз по холму. Еще немного, подумал я, и они сбросят нас в реку. А еще я подумал, что предусмотрительный абва сбежал довольно-таки вовремя. Что ж, каждому свое! Склонившись над телом уже бездыханного ярла, я вытащил у него из раны меч, стер с лезвия кровь, попытался разобрать начертанную там диковинную, замысловатую надпись...

Но разве дело в надписях? И вообще, разве дело в словах? И отшвырнувши длинный меч и обнаживши свой - короткий, тусклый, весь в зазубринах, - я ровным и неспешным шагом вышел и встал перед строем своей последней, резервной когорты.

- Соратники! - сказал я им. - Не думаю, чтобы кто-нибудь из вас решил, что дело уже кончено. Просто оно, как сами видите, сегодня выдалось весьма серьезное, а, значит, и весьма почетное. А коли так, то в таком деле не стыдно побывать и мне, архистратигу. И вам вместе со мною. Барра!

- Барра! Барра! - вскричала когорта.

И я повел их на врага. И битва была славная! Я трижды менял меч. Рубить не мог, только колол - вот до чего мы тогда там теснились. И вверх, вверх, вверх по склону! И:

- Строй! - кричал я. - Строй! Не выбегать!

Ибо зачем мне храбрецы? Мне нужен строй, строй переломит все и вся - и храбрецов, и подлецов, и варваров, и абву, и...

Да кто такие варвары? Да это разве воины? Они храбры, пока их верх, их натиск короток, они нетерпеливы и глупы. Так бей глупцов! Бей! Бей!

И первым дрогнул, а потом и побежал Гурволод. Я запретил его преследовать, а взял в тиски оставшихся, ярлградских, и начал теснить их к воротам. И там, в воротах, мы их положили столько!..

Но и своих, признаться...

Да! Но все-таки вошли! Уже стемнело - я и не заметил. Дым, чад, огонь. Город пылал! И мне подумалось: ну вот, и взял Ярлград, а дальше что? Вот он сейчас сгорит дотла, как корабли, а я...

Да, это так - мне отсюда уже не вернуться.

2.

Хрт не любил стрелять из лука. А Подкидыш, напротив, любил. Хрт бил мечом. Меч, так он говорил, достойное оружие, меч - это сила, а стрела это коварство. Подкидыш возражал: меч, говорил он, короток, зато стрела длинна, быстра, неотразима, стрела, когда она летит, поет, а меч умеет лишь хрипеть. Тогда зачем, смеялся Хрт, ты убиваешь птиц, они ж тоже поют. Поют, да не о том - так отвечал Подкидыш. Он ненавидел птиц! И бил их, бил. Хвакир мог разорвать, сожрать подстреленную птицу, и Подкидыш его не ругал, ибо он птиц не подбирал, в дом как добычу не носил, а просто убивал, и все. Зачем? Все удивлялись. И откуда он взялся, Подкидыш? Макья сказала, что нашла его в лесу - и пожалела, накормила грудью, и принесла, и положила в колыбель. А Хрт, придя с охоты, возмутился. Он говорил: это недобрый знак, как знать, кто нам его подбросил, что, если он нам на погибель? Но Макья пристыдила мужа, Хрт замолчал. Потом, уже на третий день, признал Подкидыша, взял на руки. Потом учил его ходить, владеть мечом, читать следы. Потом однажды - так, для баловства - дал ему в руки лук...