Убей, если предам - [8]

— Только два года, — протянула я, мысленно обдумывая новые способы пыток, которые следует применить к Матвееву. Если бы не его длинный язык….

Мысли о Матвееве тут же напомнили мне о вчерашнем визите другого моего однокашника.

— Нина Ивановна, — попытала я удачу, — а что слышно о деле главного прокурора?

— А! — судья, кажется, смаковала это дело. Я знала, что Михальникова не берёт взяток. Делает вид, что не боится угроз (хотя очень боится) и совершенно не избегает сложных дел. Интересно, что она думает о нашем милом прокуроре. В отличие от меня, её он не подставлял, и потому, мнение Нины Ивановны было для меня куда более объективным и ценным.

— Знаешь, — подумав, сказала судья. — Не могу тебе ничего сказать. Дело явно очень запутанное.

— То есть? — насторожилась я. — Прокурора подставили?

— Скорее всего, — кивнула Михальникова. — Но вот что интересно: на деньгах, которые, как он говорит, ему подкинули, имеются его отпечатки.

— То есть он что, действительно взял деньги? — удивилась я.

Михальникова пожала плечами.

— Слухами земля полнится. Так вот, то, что слышала я: нашего прокурора в тот день почти не было на работе. То есть он приехал часа на два — как раз к задержанию.

— Не очень поняла, это говорит в пользу его алиби или наоборот подозрения?

— А сама не знаю, — весело улыбнулась Нина Ивановна. — Потому и говорю, что дело запутанное. Хорошо, что не нам с тобой им заниматься, а то бы все головы сломали…

Да, подумала я про себя. Во что меня опять втянул Курьянов? Неужели он не может просто приехать меня навестить безо всяких дел?

Вздохнув, я принялась за работу.

Минут через сорок в кабинет забежала румяная и веселая секретарь.

— Я отхватила себе потрясающее платье, — объявила она с порога. Нина Ивановна молча подняла глаза.

— Могла бы придумать причину поуважительней, — строго заявила судья, хотя все понимали, что её тон — явное притворство.

— А ещё я в маленькую кондитерскую забежала, — расцветала Наташка обаятельной улыбкой. — Нина Ивановна, ваших любимых эклеров купила к чаю.

— Это взятка, — заметила я, оторвавшись от папки с делом. — И я готова свидетельствовать об этом в суде.

— В нашем суде? — удивилась Наташа.

— В любом, — кивнула я.

— Придётся делиться, — обратилась к судье Коломейцева. Нина Ивановна тяжело вздохнула.

— Придётся. Ладно, девочки, давайте ещё полчасика — и перерыв. Согласны?

По дороге домой я решила хотя бы вечер не думать о главном прокуроре, Шимове и Курьянове. В наушниках звучал Андреа Бочелли, и я несколько раз прокручивала запись «Time to say goodbye».

Зря. Не очень хороший выбор музыки для девицы, чей парень успешно проверял на ней боеспособность своего огнестрельного оружия. Конечно, я была виновата. Предательница, шпионка — как угодно. Я заслужила каждую пулю, которая в меня попала.

Я старалась всё забыть, но разве такое забудешь? Разве можно забыть любимого человека, которого ты обязан предать, потому что он преступник? И разве можно забыть его, холоднокровно расстреливающего твою плоть.

Не знаю, что больше мучило меня: собственное предательство или такое хладнокровное спокойствие Шимова. Я ведь не рассчитывала, что он предложит мне сесть за стол переговоров? Вроде нет. Я всё — таки не глупая и не наивная девочка.

В общем, дорога домой не показалась мне весёлой. Хотя ничего особенного в этих мыслях тоже не было: они никогда не покидали мою голову. Радуясь, что за покупками я ходила вчера, и на мой пятый этаж их пришлось нести Курьянову, я зашла в подъезд и налегке поднялась по лестнице.

Открыла дверь, разделась, переобулась, поставила разогреваться вчерашний рис и наполнила чайник, полила цветы отстоявшейся водой, включила телевизор, чтобы посмотреть новости.

И вдруг отчетливо поняла: в квартире был кто — то чужой.

Осознание этого пришло ко мне далеко не сразу. Усталая и вымотанная за целый день, я замечала некоторые странности в положении вещей. Это было странно, но я не придавала этому значения.

Пока количество странностей не стало угрожающе много: DVD диски, лежали теперь темными корешками снаружи, а я так никогда не делаю — неудобно ведь, как узнаешь, какие на них записаны фильмы. Газеты и журналы, хранящиеся на нижней полке журнального столика, были перемешаны в хаотичном порядке. За мной такого не водилось. Гламур, Эль, Лиза у меня всегда лежали в одной стопке, Спортэкспресс и Советский спорт, которые я тоже иногда почитывала — в другой. И эти две пачки никогда не перемешивались. Я уж умолчу о том, что теперь стоящие на полки редакции кодексов были перемешаны, хотя в этом вопросе я крайне придирчива — законы у меня всегда стоят в строгом хронологическом порядке. Ведь надо точно знать, с какого момента вступила в силу та или иная поправка.

В остальном, я не могла быть так уверена: никогда толком не знала, где лежит обувь, которой я в данный момент не пользуюсь. При смене сезонов, я её мыла, набивала бумагой и убирала. Куда — это моментально выветривалось из моей головы. Так что когда наставало время доставать эту обувь, я перед этим организовывала поиски обуви в своей квартире.

Однако, несмотря на мою рассеянность со своими ботинками, в остальном — то я рассеяна не была. И уж точно не устраивала тот хаос в законах и журналах. Кирилл вчера вообще в комнату не заходил — мы всё время сидели на кухне. Да и не могла я не заметить этого беспорядка. Конечно, сегодня утром я торопилась — но это уж сильно бросается в глаза. К тому же, я точно помнила, что футболку и шорты кинула на диван — сейчас они лежали на кресле. Но я не клала их в кресло!