Уайнсбург, Огайо. Рассказы - [37]

Джордж Уилард остановился у забора под фонарем и задрожал. Такие мысли, как сейчас, никогда прежде не приходили ему в голову, и он удивился, откуда они взялись. Ему даже показалось, что во время прогулки с ним говорил какой-то голос извне. Он был в изумлении и восторге от собственного ума и, двинувшись дальше, заговорил об этом с энтузиазмом.

– Выйти из биллиардной Ренсома Сёрбека и задуматься о таких предметах, – прошептал он. – Одному быть лучше. Если бы я стал говорить, как Арт Уилсон, ребята меня бы поняли, но о чем я сейчас думал – этого им не понять.

Двадцать лет назад в Уайнсбурге, как и в других городах Огайо, были кварталы, населенные поденщиками. Поскольку заводской век еще не наступил, работали они на полях и на железной дороге. Работали двенадцать часов в день и за долгий день труда получали один доллар. Они обитали в дешевых деревянных домишках с садиком позади. Те, что позажиточнее, держали корову, иногда – свинью, помещавшуюся в сарайчике за садиком.

Вот на такую улочку и вышел ясной январской ночью Джордж Уилард, переполненный звонкими мыслями. Улица едва освещалась, а тротуар местами отсутствовал. Что-то в этом пейзаже еще больше подогрело его разыгравшуюся фантазию. Последний год он проводил весь свой досуг за чтением книжек, и сейчас ему вспомнилась одна история из жизни средневековых городов Европы – вспомнилась с такой отчетливостью, что он стал спотыкаться, испытывая странное чувство возвращения в те места, с которыми было связано что-то в его прежней жизни.

Возбужденный молодой человек, не выдержав груза собственных мыслей, осторожно двинулся по проулку. На него кинулась собака; пришлось отгонять ее камнями; из двери появился мужчина и обругал собаку. Джордж зашел на пустырь и, закинув голову, поглядел в небо. Он ощущал себя несказанно большим и обновленным благодаря этим впечатлениям и в порыве чувств поднял руки, протянул их во тьму над головой и забормотал. На него нахлынуло желание произносить слова, и он произносил слова без смысла, перекатывая во рту и произнося их, потому что это были сильные слова, полные смысла. «Смерть, – бормотал он, – ночь, море, страх, прелесть».

Джордж Уилард ушел с пустыря и опять встал на тротуаре, лицом к домам. Он ощущал, что все люди на этой улочке – ему братья и сестры, и жалел, что у него недостанет смелости вызвать их из домов и пожать им руки. «Эх, если бы тут была женщина, я бы схватил ее за руку и мы бежали бы, пока не выбились из сил, – подумал он. – Тогда мне стало бы легче». С мыслью о женщине он покинул улочку и пошел к дому Беллы Карпентер. Он думал, что она поймет его настроение и что теперь он сумеет поставить себя так, как ему давно хотелось. Прежде, когда Джордж встречался с ней и целовал ее в губы, он после свиданий сердился на себя. У него было чувство, что его используют в каких-то непонятных целях, – и чувство это не было приятным. Теперь же ему казалось, что он стал чересчур взрослым, чтобы им пользовались.

К тому времени, как он добрался до дома Беллы Карпентер, у нее уже успел побывать один посетитель. Эд Хэндби подошел к двери, вызвал Беллу на улицу и хотел с ней поговорить. Он собирался предложить ей, чтобы она ушла с ним и стала его женой, но, когда она появилась в дверях, Эд потерял уверенность и набычился.

– Ты с этим пацаном не крути, – прорычал он, имея в виду Джорджа Уиларда, а затем, не зная, что еще сказать, повернул прочь. – Поймаю вас вместе – обоим кости переломаю, – заключил он. Бармен пришел с намерением свататься, а не угрожать и был зол на себя за неудачу.

Когда поклонник удалился, Белла вошла в дом и взбежала наверх. Из верхнего окна она увидела, как Эд Хэндби перешел улицу и сел на колоду перед соседним домом. Он неподвижно сидел в полутьме, опустив голову на руки. Ей было приятно это видеть, и, когда к дверям явился Джордж Уилард, она горячо приветствовала его и быстро надела шляпу. Она решила, что Эд Хэндби пойдет следом, когда они с Джорджем отправятся гулять, – а ей хотелось, чтобы он страдал.

В эту ясную ночь Белла и молодой репортер с час гуляли под деревьями. Джорджа Уиларда переполняли громкие слова. Ощущение собственной силы, возникшее за тот час, что он пробыл в темном проулке, сохранилось, и он разговаривал самонадеянно, вышагивал важно, размахивал руками. Ему хотелось внушить Белле, что он сознает свою прежнюю слабость, что теперь он другой.

– Увидишь, я уже не тот, – объявил он, сунув руки в карманы и дерзко глядя ей в глаза. – Почему – не знаю, но это факт. Либо относись ко мне как к мужчине, либо прощай. Вот так вот.

Взад и вперед по безлюдным улицам, под молодым месяцем ходили женщина и юноша. Когда Джордж перестал говорить, они свернули в переулок и по мосту вышли на тропинку, поднимавшуюся на холм. Холм начинался у Водозаборного пруда, а на верху его была Ярмарочная площадь Уайнсбурга. Склон порос густым кустарником и деревцами, а маленькие прогалины в кустарнике высокой травой, жесткой сейчас от мороза.

Джордж поднимался за женщиной на холм, и сердце его застучало чаще, плечи распрямились. Он вдруг решил, что Белла Карпентер готова ему отдаться. Что новая сила, проявившаяся в нем, подействовала на женщину, покорила ее. От этой мысли, от сознания своей мужской силы он охмелел. Правда, во время прогулки Джорджа сердило, что она не прислушивается к его словам, но то обстоятельство, что она пошла с ним сюда, рассеяло его сомнения. «Все по-другому. Все теперь по-другому», – подумал он, взял Беллу за плечо, повернул к себе и взглянул на нее сверкающими от гордости глазами.